Беда

Иван Васильевич осторожно расспрашивал его, как далеко до колхоза, сколько человек, на скольких оленях и примерно когда могут прибыть. В особенно интересных местах рассказа Попов издавал какие-то нечленораздельные звуки, явно сдерживая себя от крепкого словца. Коловоротов временами взволнованно шептал: «Марта Андреевна!» — и утирал непрошеные слезы, но под конец успокоился и заулыбался. Девушки то одна, то другая задавали вопросы. Вася уже был в курсе событий и потому помогал Тогойкину — подсказывал, вставляя слова. Фокин лежал и ел, отвернувшись к стенке.

Девушки кормили Калмыкова. Тогойкин заметил, что они вдруг радостно переглянулись, и подошел к ним. Калмыков лежал с закрытыми глазами, но губы у него шевелились. Он улыбался.

Но вот брови Калмыкова дрогнули, нахмурились, губы плотно сжались, нос заострился, — казалось, по лицу прошли синие тени.

Стало ясно, что не поможет ему горячий суп из глухаря. И молоко не поможет…

Тогойкин тихо вышел из самолета.

Он шел на лыжах через полянку. Он хотел осмотреть петли. Лыжи буквально несли его, будто и они застоялись и теперь им требовалось стремительное движение. Постепенно он начал успокаиваться.

Из кустов ерника, куда он перенес часть своих петель, выпорхнуло целое скопище куропаток, десятка два.

Вчера Вася под петлями разгреб снег, и теперь они стояли на полметра от земли. Но в такую петлю мог угодить разве что журавль. Нет, не рассердился Николай на своего друга, а с еще большей нежностью подумал о нем. Он снял все петли, сел на кочку, не спеша расплел их и собрал волосы в пучок. И вдруг глаза его увлажнились, кусты ерника затуманились и закачались в туманной пелене.

Не пучок холодных волос гладил он, а мягкие, нежные и теплые косы Даши и Кати, этих удивительных девушек… Но сможет ли он когда-нибудь рассказать о своем отношении к ним, о том, что он сейчас плачет, гладя их волосы, так рассказать, чтобы парни, его друзья, не смеялись бы над ним, не посчитали бы его сентиментальным?

Он бережно опустил за пазуху русовато-черный пучок волос.

V

Николай только начал ломать ветви, когда к нему подошли обе девушки и Вася. Немного погодя между деревьями показался старик Коловоротов.

Молодые, как и положено молодым, беспричинно смеялись, без видимого повода перебегали с места на место, но при этом споро работали.

Окрыленный надеждой на свидание с внучкой, Коловоротов, казалось, забыл, о своей больной ноге и вовсю старался собирать хворост. Он поглядывал на своих молодых друзей и думал, думал…

Конечно, все они прекрасные люди и, несомненно, много радости приносят в родительский дом. Правда, взрослые дети нередко и огорчают родителей. Зато внуки… Внуки делают своих бабушек и дедушек поистине счастливыми.

Ведь как получается — человек всю жизнь к чему-то стремится. Но бывает так, что, несмотря на все усилия, его постигает неудача, и тогда человека утешает надежда, что дети справятся с теми трудностями, которые не сумел преодолеть он сам. Однако не стоит отчаиваться, если неудача подстерегла и детей. Есть внуки, на них вся надежда, они непременно добьются всего, чего не сумели добиться их отцы и деды.

Имейте внуков! Если вы доживете до внуков, в вашей любви к ним, в вашей тоске по ним удлинится ваша жизнь. А так как старый Коловоротов хочет, чтобы вы были счастливы, он желает вам — и тебе, Николай, и тебе, Вася, и вам, Катя и Даша, — дожить до внуков… Он бы с удовольствием крикнул во все горло: «Имейте внуков!» — да боится, что не поймете вы его по молодости лет…

Девушки часто по очереди бегали к своим. Нельзя было их оставлять подолгу без присмотра.

Так в радостной беготне и смехе, при молчаливом участии Коловоротова, они натаскали к костру большую кучу топлива.

— Постойте! — крикнул Тогойкин, скинув с плеча вязанку рогатых сучьев. Он вытащил из-за пазухи пучок волос и подбежал к девушкам, которые снова двинулись было к лесу. — Возьмите, девочки… Спасибо вам… Идите в самолет, а я еще разок схожу в лес, ладно? — Стараясь унять волнение и держаться как можно беззаботнее и свободнее, Николай ушел прочь от костра.

Девушки, оторопев от неожиданности, держались за пучок своих волос одна правой рукой, другая левой и, постояв немного, пошли рядом по узенькой тропиночке к своим.

Трое мужчин сидели у костра и были весьма расположены к мирному разговору. Но из самолета послышались истошные вопли Фокина. Сначала все трое решили не встревать в очередной скандал, но потом пожалели товарищей и нехотя пошли в самолет.

— Вот, явился! — во всю глотку заорал Фокин, протягивая руки к вошедшему Тогойкину. — Вот он, ваш герой!

— Успокойтесь, Эдуард Леонтьевич, пожалуйста, успокойтесь… — Катя пыталась поднести к его губам кружку воды.

Тогойкин в полной растерянности остановился у дверей:

— Они обещали… Они приедут…

— Обещали! Приедут!.. Обещанного три года ждут. А мы и трех дней не проживем. Тебе-то что, встанешь на лыжи и дашь драпу!

— Вот каркает, что твой ворон! — сплюнул Попов.

— Молчать! — заорал Фокин. — Молчать, говорю! Ни до какого колхоза он не дошел, никого он не видел! Все он врет…