Беда для боксера

От первого же прикосновения к соскам Лару выгибает дугой, она прижимается сильнее ко мне, поцелуй становится совсем диким, жестоким, а острые ногти проезжаются по затылку. Она без трусов, а мне достаточно лишь отогнуть резинку на спортивках. Прижимаю ее к стене, перестаю целовать, фиксирую крепко и смотрю в глаза. Мне нужен ее взгляд, когда буду входить. Хочу каждое движение ресниц отслеживать.

- Ах… - стонет она, вцепившись мне в плечи белыми от напряжения пальцами, раскрывает губы, глаза закатываются, но я легко встряхиваю, стараясь сдерживаться, потому что готов кончить уже, как пацан пятнадцатилетний. Просто от одного ощущения, что она – моя сейчас. Полностью моя. Что я ее трахаю наконец-то, что забираю себе, без остатка.

- Смотри на меня, Лара, смотри, - приказываю хрипло и одним ударом вхожу на всю длину сразу. В глазах – рой мушек черных. Моментально голова начинает кружиться, короче, пропускаю очередной удар от нее. Нокаут, бля.

Верней, я думаю, что нокаут, но реальный нокаут получаю, когда она послушно смотрит, прямо в глаза, не отрывая взгляда от меня. И в глубине ее зрачков – черные сладкие воронки, как от торнадо, с широким радиусом расхождения. Меня в них засасывает без остатка.

И, когда я начинаю двигаться, с каждым толчком ускоряясь, срываясь все сильнее и сильнее – теряю себя в ней. Полностью. Это не я ее беру, это она – меня. Уже взяла. Давно. С первого взгляда, бля. Был пацан – и нет пацана. Все, кончился.

Она стонет так сладко, что я готов слушать это вечность. Она так нежно и правильно прижимается ко мне, что я не могу теперь представить, как это будет – без ощущения ее гладкой кожи под пальцами. Она так сильно и ритмично сжимает меня внутри, что удержаться хотя бы пару минут – реальный подвиг.

Она вся – для меня. Не зря я тогда удар в голову получил из-за нее. От нее. И все остальные удары. Оно того стоило. Вся моя жизнь стоила этого одного момента. Одного.

И я тяну его так сильно, как только могу.

Она что-то шепчет, целует меня беспорядочно, везде, и прикосновения ее губ, мягких и сладких, немного смягчают мою инстинктивную жестокость. Мне не хочется быть с ней грубым, не хочется ее просто дико трахать, как я обычно делаю, просто выплескивая энергию. Мне хочется ее любить. Сука, я ее и так люблю. А сейчас… Мне хочется, чтоб она это поняла. И она это понимает. Как мне кажется.

Через два часа, проснувшись один в измочаленной кровати, я понимаю, что мне это все, наверно, реально показалось.

Моя беда не захотела остаться со мной. Не захотела что-то прояснить, поговорить. Она очнулась от морока, ужаснулась и просто свалила обратно в свою чистенькую жизнь. К мажорикам, папочкиным машинам и элитной тусне. А я… Я – это то, что было неправильно.

Словно принцесса занялась сексом с садовником. Один раз, чтоб почувствовать свободу. И вернулась обратно в свой замок, принца ждать. А садовник остался в навозе. Вспоминать нежные губы, мягкость кожи и сладкий, сводящий с ума аромат…

Это было предсказуемо. И правильно, в общем-то. Потому что, несмотря на секс и на то, что нам было хорошо, я остался тем же грязным бойцом, а она – той же белокожей девочкой, падающей в обморок от вида крови… У нас нет будущего. Как, блять, я раньше этого не видел???

7.

- Олег, давай в этот раз без зверства, а? Сдержись чуток, хотя бы до третьего раунда… - владелец клуба уговаривает, но, видя мою каменную рожу, прерывается и только вздыхает тяжело. – Идиот. Я сто раз тебе говорил, что тут главное – шоу. На шоу идут. А ты…

- Не лезь к нему, - вмешивается тренер, видя, что я едва сдерживаюсь. Уж он-то все особенности выражения моей рожи читает легко.

Владелец сваливает, ругаясь под нос. Ему надо шоу. А мне просто надо кого-нибудь отъебашить до кровавых соплей. Мне хочется. Она не пришла больше. У меня есть ее инста, но я не писал. И не встречал больше у дверей универа.

Правда, со стороны смотрел каждый день. Издалека, так, чтоб не заметила. Отмечал всех новых смертничков и потом, когда она заходила в здание универа, вылавливал по-одному и душевно объяснял ситуацию. Причем, с особым предупреждением, чтоб ей ничего не говорили. Не хотел, чтоб говорили. Но и оставить ее на растерзание мажорикам на папочкиных тачках не мог.

Короче, проводил все те же мероприятия и ждал. Просто ждал, когда отпустит. Должно же отпустить? Когда-нибудь? Смотрел на нее издалека и сжимал кулаки до боли. А потом ехал в клуб и там уматывался. Днем на тренях , а по вечерам – в боях. Даже говорить ни с кем не хотел.

Фома, который полез по дурости еще в самом начале, получил по роже. Задумчиво покивал, сказал что-то про то, «каких людей теряем» и «бабы – зло», и больше вопросов ни у кого не было.

- Ты смотри, Олег, у него левая ведущая.

- Угу.

- Не подставляй.

- Угу.

Сегодняшний мой соперник носит прозвище «Зверь». Не потому, что дерется зверски, а потому, что боли не чувствует.

Но мне плевать.