Беда идет по следу

— Баронесса умерла. Она покончила самоубийством еще до прихода полиции. Иенсен на том свете. Тулуза в тюрьме, да она и не в счет. Она не в курсе дела, даже не знает, где это ранчо. Она просто женщина из парижского борделя, которой мы платили за то, что пользовались ее домом. Мы с тобой сможем заработать кучу денег, Сэм.

— Как?

— У тебя есть голова на плечах и есть связи. Ты служишь на флоте, и ты газетчик. Ты, вероятно, мог бы добиться перевода в управление по связям с общественностью. Иенсен начал работать над одним делом в Нью-Мехико. Возможно, ты слышал о Манхэттенском проекте? Нам нужен человек, который смог бы внедриться, военный, а мы до сих пор никого не нашли. Ты говорил мне, Сэм, что хотел бы заработать денег. Мы бы вдвоем заработали столько, сколько тебе и не снилось.

— А именно?

— Тысяч сто за полгода. — Глаза ее сверкнули стеклянным блеском, и я понял, что для нее самое главное. Мери любила деньги до того страстно, что и представить себе не могла, сколь равнодушным оставляют меня ее доводы. Чувства мои, постепенно оживая, переросли в отвращение к ней.

— Лучше уж я займусь бизнесом вместе с гиеной и пересплю с трупом, — внезапно выпалил я.

У Мери вытянулась физиономия, будто мое признание удивило и обидело ее.

— Ты что, не понимаешь, Сэм? Мне придется тебя убить, если ты откажешься сотрудничать. Убить прямо сейчас. А я не хочу. Как по-твоему, почему я согласилась за тобой следить? Почему не убила тебя в Детройте? Я же могла убить тебя там.

Я могла убить тебя в Гонолулу. Иенсен хотел, чтобы я убила тебя в поезде, после того как это не вышло у него. Я не захотела тебя убивать, даже когда ты стал догадываться насчет нашего кода. Мне казалось, мы сможем поладить.

Я ничего не ответил. Я наблюдал за ее лицом. Я понял, что, как все настоящие преступники, она ненормальная. Она чего-то не чувствовала и чего-то не понимала. Не ощущала себя жестокой и порочной. Эгоизм, подобно защитному экрану, отгораживал ее от остального мира.

Гнев мой утих, обратившись в какое-то болезненное омерзение, но родившийся заново страх перед оружием заставил мой мозг работать с лихорадочной быстротой. Понимая, что конец близок, я продолжал говорить. Однажды слова спасли меня. Я не был уверен, что один и тот же рецепт окажется действенным дважды, но в обмен на слова, минута за минутой, выторговывал жизнь.

— Как тебя угораздило влипнуть в подобную историю? — спросил я. В вопросе прозвучала неискренность, которую я не сумел скрыть.

— Я ненавижу жизнь, — начала Мери, а затем стала рассказывать с такой охотой, будто много лет мечтала выговориться, но не имела возможности. — Тем не менее это никогда не мешало мне получать от нее все то, что мне было нужно. Я начала воровать в магазинах с одиннадцати лет. Одна женщина притворялась моей матерью, когда мы шли делать покупки. Тогда любовницей Иенсена была она.

— Я думал, твои родители в Кливленде.

— Моя мать умерла в Кливленде, — я в ту пору была в младенческом возрасте. Отец привез меня в Чикаго семилетней и умер два года спустя. Вот тут-то мне и пришлось стать самостоятельной. Иенсен избавился от той женщины, когда мне исполнилось четырнадцать, и мы стали зарабатывать хорошие деньги. Я ловила мужчин на улицах Чикаго и приводила в нашу квартиру. Иенсен выходил и притворялся моим отцом. Я была несовершеннолетней. Они платили. Но последний оказался детективом. Иенсена засадили в тюрьму, меня отправили в исправительную школу. Выйдя, он помог мне сбежать. Но мы оказались на мели, а полиция следила за Иенсеном, потому что он был освобожден условно. Мы поехали на Запад и переправились на пароходе четвертым классом в Манилу. Оттуда добрались до Шанхая. С тех пор деньги у нас не переводились.

— Деньги для тебя важнее всего?

— Деньги для всех важнее всего, не стоит обманываться. Возможно, для меня они значат немного больше, чем для других. Два года я спала в подвале за топкой в ящике со стружкой. Я питалась отбросами, тем, что в ресторанах люди оставляли на тарелках. Теперь я ем лучшее из того, что можно купить за деньги.

— Человечина — продукт диетический, — заметил я, — но в конце концов от него начинает здорово тошнить.

Мои слова задели Мери. Лицо у нее задергалось, будто я нажал на кнопку.

— Я не хотела их убивать, — взвизгнула она тонко, переходя на крик. — Я не хотела убивать Сью Шолто! Я не хотела убивать Бесси Ленд! Но она знала о Иенсене и о «Черном Израиле» и была готова заговорить. У меня не оставалось выхода. Мне было тяжело. В ту ночь у меня была мигрень.

Выступившая у нее на нижней губе пена сползла на подбородок. Я попробовал представить себе, как целовал этот безобразный рот. Тыльной стороной левой ладони Мери вытерла подбородок. В правой руке она сжимала револьвер, нацеленный мне в сердце.

Я понимал, что она готова меня убить и что надо действовать. Я напряг мускулы, чтобы перевернуть стол. Прежде чем я успел двинуться, за моей спиной, в другом конце комнаты, низкий голос Гектора Ленда спросил:

— Значит, это вы убили Бесси?