Бедабеда

– Какая разница, почему он тебя выделил? Главное – результат. Ты не имеешь права его подвести, – воскликнула возмущенно Наталья Ивановна, когда я тоже сказала, что не собираюсь в мед и Димдимыч ошибся, наверное.

Мы с Нинкой занимались дополнительно химией и биологией, причем бесплатно – жесткое условие Димдимыча. И в голове была только одна мысль: если мы не поступим, тренер нас убьет. Было уже совершенно не важно, что Димдимыч умер. Мы все равно считали его живым. Но даже если дух наставника не стал бы являться нам по ночам, чтобы напугать до смерти в случае непоступления, то Лидия Ивановна и Наталья Ивановна точно бы нас укокошили. Не задумываясь. Биологичка бы нас на свою любимую указку насадила и, как бабочек, к стене бы пришпилила. А химичка просто взорвала бы, и дело с концом.

Надо было поступать любой ценой – мы это осознавали. Использовать все возможности. И возможность появилась – квота на профессиональных спортсменов-разрядников. Возникшая мода на студенческие спортивные команды, спартакиады, соревнования между факультетами заставляла приемную комиссию закрывать глаза на оценки спортсменов на вступительных экзаменах. Мы же с Нинкой отлично все сдали – преподаватели удивлялись, что «квотницы» сдали экзамены на высшие баллы. Оказалось, мы бы поступили и без квоты.

Но на этом наши мучения не закончились. Димдимыч взял со своих любимых женщин слово, что они не только помогут нам поступить, но и проследят, чтобы мы непременно получили диплом. И две Ивановны продолжали нас с Нинкой опекать. Димдимыч так не мучил нас, как они. Мы отчитывались после каждой сессии, и, если получали «хор», это считалось позором.

– Пойдешь в институт физкультуры, – фыркала Наталья Ивановна, – пусть Димдимыч в гробу перевернется.

Никакие объяснения – что приходится подрабатывать, чтобы не умереть с голоду, – не действовали. Нужно было учиться так, чтобы тренеру не было за нас стыдно.

– Жаль, что ты не заставила меня заниматься спортом, – сказала Настя, – может, и из меня что-то получилось бы. Ты вырастила из меня домашнего хомячка, который бегает в колесе. А куда бежит и зачем, не понимает.

– Иногда мы все немного хомячки. Хотела у тебя спросить… можешь не отвечать…

– Ты про церковь? Буду ли я туда еще ходить? Не знаю. У меня такой банальный бабский интерес: что будет дальше? То есть я, конечно, знаю, но просто убедиться.

– Ну это уже хорошо. Любопытство – признак здоровья, – улыбнулась Людмила Никандровна.

Настя пошла на следующую спевку в церковном хоре и рассказала матери, что все случилось так, как и ожидалось, – прямо по нотам. Коля демонстративно ее не замечал и стал оказывать знаки внимания солистке – девушке со всех сторон, как ни посмотри, правильной. Да еще и с богатым приданым – ее отец пожертвовал церкви какую-то редкую икону. И обещал, что дары на этом не закончатся. На спевке присутствовал и Колин отец – священник. Девушка была ему представлена. Остальные претендентки грызли концы своих платков от зависти и отчаяния.

– И что тебя удивляет? Ты же была готова к такому финалу истории? – заметила Людмила Никандровна.

– Да, – ответила Настя, – только одного я не могу понять. Почему он выбрал именно Дашу?

– Потому что у нее богатый отец. Разве этого не достаточно?

– Мам, от нее пахнет. Не просто пахнет, а воняет. По́том. И изо рта тоже пахнет, будто она зубы не чистит. Я даже стоять рядом с ней не могла. Она не бреет подмышки, да и ноги тоже. И мам, она правда страшная. Толстая и прыщавая. Да как он с ней спать будет?

– Как, как? Помолясь! – не удержалась от шутки Людмила Никандровна.

* * *

Настя жила дома. Мать вроде бы тоже находилась в стабильном состоянии. А Людмила Никандровна готова была уверовать в любого бога и молиться хоть березе с ясенем, хоть писать запросы во Вселенную, чтобы этот период спокойствия продлился еще немного.

Каждый вечер Настя читала Марьяше на ночь, а потом приходила Людмила Никандровна поцеловать внучку и пожелать ей спокойной ночи. Но Марьяша просила: «Бабушка, расскажи что-нибудь! Ну пожалуйста!» Настя перебиралась к стенке, Людмила Никандровна ложилась с краю, а Марьяша оказывалась посередине – между мамой и бабушкой. Людмила Никандровна прикрывала глаза, будто думая, какую историю рассказать, но загадывала запомнить этот момент – как они втроем лежат на узкой детской кровати и как это удивительно хорошо и спокойно.