Бедная богатая девочка

— Дело в том... — Эмили рассеянно огляделась по сторонам и вдруг с огромным удивлением обнаружила, что находится недалеко от того самого бара, где работает Ричард и куда она собиралась «случайно» прийти с Кларком. — О, вот это да!

— Эмили, что там у вас происходит? — Его голос звучал встревоженно.

— Все в порядке. Кажется, я знаю, куда за мной заехать. — Она без колебаний назвала адрес.

— Хорошо. Ждите меня внутри, погода испортилась. Хотя, честно говоря, мне показалось, что вы не любитель подобных заведений.

— Нет, что вы. Просто... это место напоминает мне прежние времена. Знаете, много лет назад мы с подругами любили сюда ходить. Сегодня я шла мимо, такая ностальгия... В общем... — У нее никогда не получалось складно врать.

— Да? — озадаченно произнес Кларк. — Ну хорошо. Скоро приеду.

— Я буду ждать!

Эмили вприпрыжку бросилась в соседний переулок. А вот и дверь бара. Надо остановиться и отдышаться. Конечно, лучше всего было бы появиться там под руку с Кларком. Правда, они будут смотреться в этом баре, как два инородных предмета, абсолютно чуждых обстановке, но зато Ричард будет озадачен. Если, конечно, не раскроет весь ее гениальный план.

Впрочем, все и так неплохо складывается. Сейчас она зайдет, поговорит немного с Ричардом, а потом появится Кларк. Все прекрасно. Она молодец, все правильно придумала. Она...

Ричард вырос на пороге, словно поджидал ее тут давно.

— Я знал, что ты придешь, девочка моя! — И, не успев опомниться, Эмили оказалась прижатой к стене. Вырваться было невозможно, правда пока не очень-то и хотелось.

— Что ты тут делаешь, Рич? — Голос мгновенно стал хриплым и низким. Почему-то рядом с ним так было всегда, словно сама страсть говорила из глубины ее души.

— Я тут работаю. А вот ты, должно быть, пришла меня навестить?

— Нет, с чего ты взял? — Губы предательски дрожали. Колени — тоже. И вообще, все тело начала пронимать мелкая предательская дрожь. А как еще может быть, если Ричард прижимает ее к стене и его губы касаются ее губ, его бедра с заметным твердым выступом касаются ее бедер, а его большие ласковые руки бродят где-то под новой кашемировой кофточкой? — Ох... Отпусти. Пожалуйста. Меня.

— Что с тобой, девочка моя? — Едва касаясь, он прошелся губами по ее шее. — Тебе нехорошо?

Никто, кроме него, не умел так говорить это дурацкое словосочетание «девочка моя». В устах Рича оно звучало как самый желанный, самый проникновенный, самый возбуждающий комплимент.

— Убери. Пожалуйста. Руки.

— Да ты вся дрожишь. Замерзла? — Он чуть ослабил объятия и отстранился, чтобы заглянуть ей в лицо.

Его глаза смеялись. Он прекрасно знал, что она не замерзла! Эмили огромным усилием воли взяла себя в руки.

— Рич, прошу тебя. Тебе все равно, кого обнимать, а у меня тут... сегодня свидание. И если нас увидят...

— Свида-а-ание? — дурашливо протянул он. — Ах мы еще и при мужчине! И где же он? Неужели опаздывает? Ай-ай-ай! Как нехорошо! Такая девочка красивая и вынуждена ждать и грустить одна.

— Я не грущу! — Эмили опустила голову. Это невозможно. Рядом с ним атрофируется все ее тело вместе с мозгом. Зачем же она себя так глупо выставила на посмешище?!

— Ну конечно, не грустишь. Я не дам тебе грустить. Потанцуем?

— Нет!

— Да. Идем.

— Нет.

— Ну, хорошая моя... Ах да. Я же тебя не раздел еще.

— Что?!

— Ты в пальто, вот что. А в пальто не танцуют. Нет, ну конечно, танцуют при желании в чем угодно. И даже без всего. Помнишь наши танцы у меня дома, Эми? Мы тогда были все в белом вине, а оно такое вкусное, если слизывать его...

— Прекрати!

— Я просто вспоминаю. Это, может, мое самое драгоценное воспоминание.

— Я сейчас уйду!

— Вот, вешай сюда пальто. Это раздевалка для персонала.

— Рич, я... За мной сейчас придут. Я не хочу здесь раздеваться.

— Конечно, мы не будем здесь раздеваться. Мы сделаем это чуть позже в другом месте.

— Рич, я не хочу.

— Ни слова больше! Мы идем танцевать! — Он накрыл ее губы поцелуем, и Эмили полетела в пропасть, а над головой насмешливо кружили софитовые лампы.

Все повторялось. Ее сознание изо всех сил кричало «нет!», а тело послушно льнуло к Ричу. По сути дела, Эмили боролась не с ним, а с собой.

Это себе она говорила:

— Убери руки, ты раздеваешь меня! Нет, Рич, не надо меня целовать! Не прижимай меня так сильно, на нас все смотрят! — Ей очень хотелось, чтобы он не убирал руки, чтобы целовал, оставляя на коже яркие следы, чтобы прижимал сильно-сильно... И плевать, что все смотрят!

Да, все повторялось, и это было неизлечимо. Снова она любила его. Она желала его и не могла жить без него. Она знала, что пройдет две недели, прежде чем все встанет на свои места и каждый из них сможет зажить обычной жизнью. Это было пронзительно прекрасно, как поцелуй Ричарда. И это было невыносимо больно, как последнее совместное утро в конце каждого приступа болезни.