Бедржих Сметана

Чтобы понять в полной мере значение этого события, нужно вспомнить, как привыкли композиторы делать героями своих опер королей, вельмож, фантастические персонажи. Народ если и появлялся на сцене, то только как фон. Правда, величайшие мастера Запада уже вводили в свои сочинения колоритные народные сцены — припомним хотя бы моцартовского «Дон Жуана». Но только в операх славянских композиторов народ появился на сцене как главное действующее лицо и вершитель своих судеб. Именно таким показан народ в «Иване Сусанине», первенце не только русской, но и вообще славянской классической оперы. Через каких-нибудь десять лет после премьеры «Сусанина» была исполнена первоначальная редакция «Гальки» Монюшко. Она красноречиво свидетельствовала, что польская национальная опера пойдет по тому же пути. Такое же глубокое понимание исторической роли народа проявил и Сметана уже в первой своей опере.

«Бранденбуржцы в Чехии» повествуют не столько о судьбе чешской девушки Людише, спасенной возлюбленным от бранденбуржского плена, сколько о судьбе чешского народа, изгнавшего из своей страны чужеземцев. Центральными героями оперы оказались чешские патриоты. Это пражанин Юнош и его друзья, это чешская беднота и ее вождь Иира, это благородный рыцарь Олдржих, который обращается к присутствующим с призывом: «Уже пора подняться с оружием и прогнать с земли нашей бранденбуржцев, которые губят нашу землю, душат наш язык и терзают наш народ!» Именно народ чешский является главным героем оперы, и Сметана сумел наделить его самобытными и выразительными чертами.

Песенно-маршевые интонации пронизывают всю оперу, создавая грозный образ восставшего народа.

Час долгожданный восстания бьет,Все двери распахнулись.В Праге поднялся простой народ —

Сердца панов содрогнулись, —

поет хор в сцене избрания Йиры вождем пражской бедноты в первом акте.

Могли ли присутствовавшие на премьере остаться равнодушными к подобным призывам?

В сердце каждого чеха находили отклики слова заключительного хора «Настанет день после долгой ночи».

Публика, особенно молодежь и студенты, заполнявшие галерку, воодушевленно встретили первенца Сметаны. Отакар Гостинский, впоследствии крупнейший чешский историк и музыковед, писал: «Музыка эта покоряет своей стихийной силой».

Действительно, выразительная музыка оперы Сметаны в сочетании с ее высокими патриотическими идеями производила огромное эмоциональное воздействие. Правда, это был первый опыт композитора в оперном жанре, и здесь еще не во всю ширь развернулось его дарование. Наряду с яркими, своеобразными мелодиями чувствуются порой западноевропейские влияния Листа, Вагнера. За это Сметану постоянно упрекали некоторые критики. Но в целом «Бранденбуржцы» — подлинно национальное произведение. Чехи сразу почувствовали это. «Сметана призван своими трудами заложить фундамент здания, которое со временем будет называться «чешской оперой» и получит известность под этим именем», — писал пражский критик и общественный деятель Франгишек Пивода в газете «Политика».

Успеху оперы немало содействовали исполнители главных партий. Особенные похвалы зрителей завоевал Арношт Грунд. До этого талантливый артист почти не выступал на оперной сцене. Сметана, обнаружив у него прекрасный голос — драматический тенор, пренебрег тем, что тот не имел профессиональных навыков певца. Он поручил Грунду партию Йиры, понимая, какое громадное значение в данном случае имеет его сценический опыт, дарование и темперамент. Композитор не ошибся. Вождь пражской бедноты, образ которого создал Грунд, не только поднимал мужественных пражан на борьбу с чужеземцами на сцене, но и воспламенял своей игрой патриотические чувства зрителей.

«После каждого акта вызывали меня несколько раз, в общей сложности девять раз, — писал композитор после премьеры своей гетеборгской ученице Фройде Бенецке… — Театр был переполнен. Критика во всех газетах, чешских и немецких, — одинаково полна похвал».

Это не значило, конечно, что музыка Сметаны покорила всех без исключения и врагов его превратила в друзей. Буржуазные круги враждебно встретили оперу Сметаны. В образе одного из героев оперы, пражского старосты Вольфрама Ольбрамовича, который, по его собственным словам, «больше верит в терпение, чем в гул оружья», чешские буржуазные политики, продолжавшие в шестидесятых годах заигрывать с венскими властями, увидели себя. Ну, а предатель феодал Таузендмарк своими поступками очень напоминал онемечившееся чешское дворянство, которое ради своих выгод приносило в жертву интересы народа.