Бег по краю

В лицо лепил снег, ставший неожиданно колючим, снежинки таяли на ресницах и щеках, город был весь в цветной подсветке, среди которой преобладал почему-то сиреневый цвет, цвет конца мая и начала лета. Но сиреневым цветом в ту ночь расцветали голубые ели… Налипший на их лапы снег и впрямь был похож на сиреневые грозди, которые почему-то свисали с еловых лап. Но ночь чудес на то и есть ночь чудес. И Василиса не то, чтобы забыла ту сказанную Ильёй фразу, она просто отпихнула её, как вонючий тапок под диван, что вдруг стал здороваться с гостями своей рваной пастью. Наметённые за ночь сугробы были выкрашены в розовый цвет, перламутровые фонари прикидывались маленькими ларчиками, внутри которых хранилось по таинственному камушку, разноцветные фонарики, протянутые через улицу, раскачивались ветром, и от этого казалась, что тени прохожих заходятся в каком-то современном танце. Им навстречу попался Дед Мороз, тащивший на плече похудевший мешок, из которого раздавалось пронзительное мяуканье.

– Ребятишки, привет! Кота в мешке не желаете? Могу подарить!

– Не… Не надо нам кота в мешке…

– Ну, возьмите тогда вот это! – и вытащил из кармана палочку бенгальского огня. – На, держи! – протянул его Василисе.

– Зажечь? – достав из другого кармана зажигалку, запалил в её руке огонь…

Василиса смотрела на искры, рассыпающиеся раскалённым золотом среди снежной крупы; видела рядом чужое лицо Ильи, на котором высветилась блаженная улыбка; слушала сладкий треск искрящегося, будто электросварка, бенгальского огня, напоминающий ей звук разрываемой ткани, и глядела, как палочка на глазах тает, чтобы оставить в её руке чёрную ножку слизанного огнём петушка… Ей подумалось, что вот так и наша жизнь, запалённая пьяной рукой, весело сгорает, освещая чужие лица… Темнота неизбежна, как приход нового года, и нельзя отменить таяние снега на ресницах, пока ты живая. Она выпустила руку Ильи, взяв в руку бенгальский огонь, и теперь шла впереди. Атмосфера чуда и сказки продолжала преследовать её, и цветной снег, летевший в глаза, будто посыпка из глазури для праздничного торта, раскрашивал чёрно-белую ночь в цвета перламутра.

Потом они лежали на старом продавленном диване в комнате, освещённой со двора обыденным тусклым светом разбитого уличного фонаря. Видно было, что ветер раскачивает деревья и узор их теней на стене постоянно меняется. Дерево то заламывало руки в экстазе, то сплеталось ветвями с другим, стоящим рядом, и становилось одной с ним неразделимой тенью, то опускало руки вниз и стояло с опущенными плечами и понурив голову, отшатнувшись от соседнего чёрного силуэта, прощально машущего ветвями.

Всё было пока невинно и как бы не всерьёз. Она чувствовала щекой колючий пуловер Ильи, почему-то пахнущий сбежавшим молоком; его большую ладонь, осторожно, словно воздушный шарик, гладящую её грудь, затянутую ажурным бельём под шерстяной облегающей кофтой, и время от времени перемещающуюся к колену и сжимающую его, точно чашку с отбитой ручкой, наполненную горячим чаем: и выпустить нельзя – иначе как отпить? – и обжечься боишься; ощущала другую его руку, перебирающую её позвонки, точно клавиши фортепьяно, – и музыка начинала рождаться у неё внутри,+ нежная и щемящая сердце.

104

Он появился ещё несколько раз в их квартире.

И всегда звонил, прежде чем прийти. Лидия Андреевна поднимала трубку и слушала, как в ней стоит колодезной водой молчание.

– Алё?

Его голос она уже узнавала.

– Это Илюша. А Васю можно?

Однажды Лидия Андреевна попросила помочь ей покрасить кухонный стол. Конечно, это могли сделать её мужики, да и она сама, но ей страшно хотелось посмотреть, как это будет делать Илья. Соврала, что у её мужчин аллергия на краску. Тот испуганно посмотрел на неё и сказал:

– Давайте я брата своего попрошу. Я не умею красить, но умею всё организовать, – и застенчиво улыбнулся.

– Спасибо, – не удержавшись от саркастической нотки в голосе, сказала Лидия Андреевна. – Я сделаю всё сама…

На майские праздники поехали на дачу. В последнее время приезд на дачу после долгой зимы сопровождался тем, что приходилось не только отмывать всё подряд после мышей, но и наводить порядок после непрошеных гостей: рыбаков, жуликов, наркоманов и загулявших компаний. Не раз они приезжали не только к сломанным и сорванным замкам, но и к снятой с петель двери, разбитым и высаженным стёклам.

Так было и в этот их приезд. В доме всё было перевернуто вверх дном. На полу в мышином помёте валялась старая одежда, исчезла вся посуда, два одеяла, столярный инструмент. Они всем семейством навалились на работу и начали приводить загородное жильё в порядок. Илья стоял в нерешительности посреди этого разгрома, не зная, куда приложить свои силы. Потом вдруг изрёк:

– Не понимаю: и зачем это иметь дачу? Отдыхать нужно в приличных условиях, а не так. Удовольствие здесь обитать… Дом деревенский. Нет… Я бы никогда не смог здесь жить.