Бег по краю

Она очень боялась, что с детьми может что-нибудь случиться, особенно с Гришей. Он все время казался ей маленьким, он и был в их семье самым маленьким. Подруги говорили ей, что она зря так опекает его. Мужчина должен быть защитником, а какой же такой защитник, если он растерянно смотрит на нее, столкнувшись с реальностью? Но Лидия Андреевна ничегошеньки не могла с собой поделать. В ней постоянно жило ощущение, что дети без нее потеряются в темном лесу жизни. Их обязательно надо крепко держать за руку. Отойдут на шаг – и потеряются. Там аукай – не аукай, не докричишься. Только и услышишь собственное эхо.

Если дети долго задерживались, она места себе не находила и начинала обзванивать всех их друзей. Дети злились на нее, когда на следующий день им с ехидством говорили, что их мать вчера их искала. Сын становился похож на маленького разъяренного хорька, которого в ее детстве поймали и подарили ей соседи. Глаза горели непримиримым огнем, рот искривлялся в преддверие то ли крика, то ли детского плача, обнажая неровный ряд мелких зубов. Шерсть вставала дыбом, поднимаемая электричеством, пробегающим по нервам. Погладь – и ударит током, упадешь замертво в шоке…

Ей удавалось держать детей в руках. Дальше изматывающих всех перепалок ссоры с детьми никогда не заходили: из дома никто не убегал, в следующий вечер возвращались с учебы вовремя, на телефоне часами в ее присутствии не висели, друзей табунами не приводили.

Как-то они с Андреем попали на киносеанс с серьезным авторским призовым фильмом, где в кинозале собралась солидная публика не первой молодости. В журнале, предваряющем фильм, показывали популярный тогда «Ералаш» про маленького бойкого мальчика. Этот короткометражный сериал состоял из отдельных веселых историй из жизни мальчишек, обычно кончающихся взрывом хохота его просматривающих. На сей раз история была такая. Папа пришел с работы – и застал маму в слезах. Она тут же ему сообщила, будто их сын собрался уехать из дома в Америку. Папа в отличие от плакавшей и скандалящей мамы, закрывающей входную дверь, точно ложась телом на амбразуру ДОТа, решил сыну подыграть. Он несколько минут подробно выспрашивает у сына, куда и зачем тот едет, и в конце концов предлагает подвезти его в аэропорт. Сын отказывается и говорит, что он едет на кораблике. Мальчик радостно выбегает из дома и вприпрыжку бежит по дороге, все уменьшаясь в глазах родителей, застывших в оцепенении на пороге дома. И вдруг он замедляет свой шаг, разворачивается и несется назад, все убыстряя свой бег. И вот уже счастливая мама распахивает свои объятия сыну, но сын пулей пролетает мимо ее рук, раскинутых крыльями, как у наседки, взбегает по ступенькам в дом, не обращая никакого внимания на предков, и через мгновение стремглав летит обратно, на ходу бросив:

– Опять этот долбаный паспорт забыл!

Его щуплая фигурка снова сдувается в размерах, будто воздушный шарик, а легкий рюкзачок задорно подпрыгивает у него на спине, точно резиновый мячик…

В зале стояла гробовая тишина. Никто не смеялся… Все представили своих маленьких или больших детей, что хоть однажды в жизни уходили из дома, размашисто хлопнув дверью… Они возвращались – кто через час, кто через день, кто просто постоял за дверью в подъезде, пропахшем кошками и дешевым куревом, разглядывая нацарапанные надписи на стенах, – чтобы скоро вырасти и снова уйти уже надолго… Дети вернулись, но опять грозили уйти в неизвестность, оставив тебя с пронзительной тоской и опустошением бродящего на пепелище своего дома, и ощущением, что ты что-то не так в этой жизни сделал, коль от тебя уходят твои же собственные дети… А ты частенько чувствовал себя белкой в колесе, крутящей приводной ремень строительной лебедки, изматываясь до онемения в конечностях, до полного изнеможения, лишь бы вырастить себе надежную опору, которую не сломают никакие переменчивые ветра и хлынувшее с гор весеннее снеготаяние…

Когда в ее сердце поселилось сожаление о своих утраченных возможностях, когда она впервые почувствовала свой возраст? Может быть, тогда, когда посмотрела на Василису и с удивлением подумала, что дочь уже большая? И выросла она так незаметно и почти в тебе больше не нуждается. Ее смутило собственное осознание даже не того, что дочь молода и очень симпатична, а то, что она уже взрослая, то, что рассуждает по-взрослому, и поступки у нее стали взрослые. Да, она огрызается на ее приказания, но ведь она иногда уже ориентируется лучше Лидии Андреевны в этой жизни. Этот факт больше всего поразил Лидию Андреевну. Ей казалось, что сама она не была такой в возрасте Василисы. Дочь будто говорила: «Твое время истекает. Подвинься в тень. На солнце морщины лишь становятся резче: жесткие складки у рта делаются глубже и почему-то загибаются вниз, будто под тяжестью; от глаз бегут лучики, словно от брошенного камня, попавшего в пуленепробиваемое стекло – на осколки не разлетелось, а видно стало через него плохо».

27