Бег в золотом тумане

"Еще немного снега, солнца и ветра и эти бархатные щечки, этот гладенький лобик и особенно этот миленький изящный носик станут такими, словно она побывала на Средиземноморском курорте".

Пока я смазывал лицо Лейлы, нашедшимся у меня в рюкзаке вазелином, наверху развернулась веселенькая сценка…

Ребята связали ослам ноги, и, лишив возможности самостоятельного спуска, скинули одного за другим. Ослы заскользили вниз, вращаясь вокруг своей оси. Им вдогонку покатились мои товарищи. Юрка догнал одного из ишаков и повалился на него. В Юрку врезался Бабек, и к нашим ногам скатилась куча из животных, чертыхающихся людей и снега. В общем, все обошлось. Тропа спускалась к подножью известнякового пласта и терялась под ледяной коркой. Посовещавшись, мы решили пробиваться через снежные навалы. У нас была саперная лопатка, охотничий топорик и ножи.

Ковырялись мы до вечера без перерывов. Работали в две смены, по двое. Федя не принимал участия в сооружении тропы. Его мутила панорама круто сбегающего вниз, блестящего, оплавленного солнцем, снежного ската и обрыва, усеянного камнями с острыми краями.

* * *

Первыми по рукотворной тропе прошли ишаки, затем женщины. Потом все остальные. Хуже всех чувствовал себя Федя. Увидев это, я взял его сзади за полу пиджака и посоветовал идти обычным шагом и смотреть вперед…

— Иди ты впереди! — жалобно попросил он.

— Не трусь! Здесь не страшнее, чем в городе. Просто там ты ко всему привык. И к "перу" в пивной, и к голоду и к холоду. Думаешь, мне не страшно? Страшно, но я хочу дойти до костра, до горячего ужина, и конечно до Лейлы! По этой самой тропе. И ты иди к ним. Или к чему-то другому… Уверяю, дойдешь, никуда не денешься!

В правой руке у меня был топорик. Им я время от времени врубался в склон, В мою левую руку, словно клещ, вцепился Федя, тяжело дышащий, и с покрасневшими глазками, готовыми в любое мгновение выпустить слезу. Его мандраж действовал мне на нервы, но я терпеливо, словно ребёнка, вёл Федика навстречу райской жизни.

Время от времени он наступал мне на "пятки'', извинялся, хныкал, и при этом ругался так, что ему могли бы позавидовать авторы книги "Синтаксис русского мата".

Когда наши мучения стали подходить к концу, Федин мозжечок отключился, и мы дружно соскользнули вниз. В падении, напарник успел ухватиться за капюшон моей штормовки, и тот немедленно оторвался…

Я мгновенно врубился топором в лед и замер.

Подняв голову, я увидел Сергея на том самом месте, откуда мы так "удачно" стартовали с нашим полиглотом. Юрка и Наташа хлопотали над, лежащей без чувств, Лейлой…

Прошло несколько бесконечных минут…

Сергей бросил мне конец верёвки, связанной из нескольких кусков вьючной. Другой конец, он накручивал себе на руку.

— Не удержишь! — крикнул я ему. Вруби лопату и привяжи к ней!

— Времени нет! Ты долго не удержишься! Хватайся за верёвку!

— Беги за лопатой…

— Держись Чёрный! Сейчас принесу! Только смотри, яйца не отморозь!

Пока Сергей нёс лопату, мне ничего не оставалось делать, кроме как, думать…

…Несомненно, вытаскивать меня с помощью незакрепленной верёвки было обоюдно опасно. Я мог утащить за собой Кивелиди, или он, спасая себя, мог выпустить конец из рук. Что тут скажешь! Прощайте Мечты о лучшей доле! Но и с помощью закрепленной веревки, подняться по оплавленному солнцем льду было не так-то просто. Связанная из чего попало, она могла не выдержать моего веса под сотню килограммов…

Так и случилось, — когда я прошел половину дистанции — около восьми метров, верёвка лопнула, и я опять полетел вниз. Но снова успел зацепиться своим чудо — топориком.

"Теперь буду выкручиваться сам, — слава Богу, что ещё дышу и немного соображаю…"

Свободной рукой я вынул нож, подаренный мне Верой, раскрыл его зубами и собрался выдолбить упор для ног, но тут топорик неожиданно соскользнул с засечки…

Борьбу за свою жизнь я затеял нешуточную, поэтому успел врубиться в лёд ножом. На удивление он вошел глубоко и держал меня достаточно крепко. Я смог подтянутся грудью к его ручке. Теперь мне не составляло большого труда вырубить топором просторную ступеньку. Став на нее, я начал делать следующую…

Мелкая вибрация моих коленок наводила на грустные размышления.

… "Мы рубим ступени, ни шагу назад, и от напряженья колени дрожат"…

Вовремя вспомнив строчки из замечательной песни Володи Высоцкого, я понял, что тремор моих конечностей происходит от больших эмоциональных и физических перегрузок, а не от трусости.

Это немного подняло моё настроение…

К моему удовольствию Сергей ничего не говорил и не советовал. Он, свесив ноги, сидел на тропе и спокойно курил. В его позе чувствовалась бравада, которая демонстрировала якобы "плёвую" ситуацию. "Ничего особенного с тобой, друг сердешный, не случилось! Видишь — сижу, курю и закатом любуюсь".

Всё верно. Не можешь помочь, — не суетись, сядь, молчи!

Минут через сорок, когда силуэты товарищей, маячивших у конца тропы, едва проглядывались в сумраке подступившей ночи, я приблизился к Сергею.