Беглец

— Ты что, поверила ему? Взрослая девица… Стыдно! — энергично вмешалась Нина Тарасовна. Но было заметно, что она тоже прислушивается и ждет.

— Все равно в тундру поеду, — сонно сказала Тася.

— Я думала, может, Гриша ему как-нибудь знать дал, — виновато объяснила «покойница».

— Все! Все-все-все… — замахала руками Нина Тарасовна. — Немедленно… Сейчас же… Убедилась, какие здесь врачи, какая обстановка… Неспособны поставить элементарный диагноз. А я, дура, на операцию надеялась. Кто её тут будет делать?

Она стала суетливо собираться.

— Чудес не бывает. Об этом во всех школьных учебниках написано, — сказала Вера. Она надела наушники и отвернулась к стене.

— Сбежал, видать, — проворчала Вонючка. — Так-то без Бога…

— Очень даже прекрасно, что так все получилось, — продолжала на той же ноте Нина Тарасовна. — Если сбежал, значит, двери настежь. Часу лишнего не останусь. — Она сняла халат, вспомнила про Николая Степановича, крикнула: — Отвернитесь!

После принятого решения ей стало легче.

— Забегу домой, соберу вещи, а вечером в город. Если бы рак, что я, не почувствовала бы? У меня и болей никаких. Конечно, сначала зарежут, потом на рак свалят. Хорошо, вовремя разобралась… и вам всем советую — бегите, пока не поздно…

«Покойница» не отводила глаз от дверей. Зинка, подсев к Николаю Степановичу, что-то шепотом настойчиво втолковывала ему, часто оглядываясь на Веру. Вонючка молилась, низко склоняя голову. Тася засыпала. Слова Нины Тарасовны, которые она еще слышала, утихали, расплывались…

Тася видела тундру. По тундре бежало огромное стадо оленей. Тася хорошо знала — это был Великий Ход Диких на Север. В тундре наступало лето, и многотысячные стада, спасаясь от гнуса, шли к побережью. Тася видела, как огромное стадо начало скатываться к реке, закружилось, затопталось, остановленное водой. Но вот первые олени осторожно вошли в реку, поплыли… Живой поток хлынул следом. Тася тоже плыла вместе с ними. Она слышала плеск воды, утробное пофыркивание самцов, близко видела их покачивающиеся рога, и ей казалось, что она вот-вот достигнет противоположного берега, отряхнется и счастливая, сильная побежит дальше, навстречу незаходящему северному солнцу.

И вдруг… раздались выстрелы. Стадо, скомканное ужасом, начало редеть и разваливаться на отдельные обезумевшие группы. Стреляли с берега, с моторок, с баржи, с вертолетов. Срезанный пулей, повис на полоске кожи рог огромного самца. Фонтаном брызнула кровь. Вторая пуля попала в горло — самец скрылся под водой. Вода в реке покраснела от крови. Выбравшегося на берег олененка била крупная дрожь. Он стоял в воде и боялся сделать следующий шаг. Рядом лежала убитая олениха.

Ниже по течению, завывая, носились моторки. Люди на них цепляли баграми всплывающие тела оленей и волокли их к берегу. На берегу оленям рубили головы, снимали шкуры, потрошили. Скользя по крови и кишкам, ходили пьяные забойщики и весело смеялись чему-то. Выстрелы гремели не переставая. Это был большой забой, организованный по присланной из губернского центра телеграмме — «О необходимости увеличения заготовок мяса диких оленей».

Вниз по серой реке медленно плыла черная баржа. На ней кучами были свалены красные оленьи туши. По бортам баржи в реку стекала кровь. На берегу валялись сотни оленьих голов и смотрели в светлое северное небо мертвыми глазами…

Тася закричала и проснулась. Её осторожно тряс за плечо Николай Степанович.

— Требуется серьезно посоветоваться… — тихо сказал он.

— Надо девку спасать, — еще тише сказала Зинка. — Нехорошее она задумала. По глазам видать.

— Этот… Так и не пришел, — добавил Николай Степанович.

— Где он? — с трудом открыв глаза, спросил врач.

Прижимая руки к животу, он, скорчившись, лежал на полу у порога Яшиной комнаты. Рядом, тоже на полу, прислонившись к стене, сидел Яша. Из уголка разбитого рта у него стекала кровь.

— Вы живы, Виктор Афанасьевич? — удивленно, но как-то безразлично спросил Яша.

— При… при-бли-зи-тельно.

Врач попытался приподняться, но боль свалила его, и он на короткое время потерял сознание.

— Он сказал, это я убил вас…

— Не соответствует… действительности.

— А его «под вышку подвел». Значит, на мне трое.

— Почему трое?

— Вы, он и она. Он не Гриша. И никогда не был. Поэтому она тоже… когда узнает.

— Где он?

— Не знаю. Ушел. Он меня бил. Ногами.

— Ничего. От этого… не умирают. Как врач тебе… Куда ушел? Все закрыто.

— Не знаю. Я тоже хочу умереть. Чтобы они жили, я должен умереть. Тогда они поверят. Понимаете? Если бы я не пришел, а сам был живой, тогда одно. Если я не приду, потому что умер, совсем другое. Я должен… Понимаете, Виктор Афанасьевич?

— Ерунда. Ничего ты не должен. Возьми в кармане ключ… Наталья забыла… Пусть уходит. Нечего ему тут… Все-таки больница… Возьми, возьми.

Яша достал из кармана врача ключ.

— Знаешь, чего хочется? — с трудом сказал врач. — Вспомнить «чудное мгновение». Как у Пушкина.

— Если вспомните, расскажите мне.

Некоторое время они молчали.

— Не фига… — прохрипел врач. — Ничего не… вспоминается.

— Мне тоже.

— В шестой день Бог, кажется… дал маху. Не надо было ему ерундой заниматься.