Беглец из рая

Человек и (Анти) Система: спор о герое

Говоря о прототипе своего героя, писатель подчеркивал позитивную, светлую сторону созданного им образа: «Сам герой почерпнут из жизни, из близкого мне окружения, но нет смысла рассказывать о нём, открывать подробности. Достаточно того, что он знает о романе и одобряет его, не видя на страницах его подвоха, скабрезности, унижения, насмешки иль сатиры. Можно лишь добавить, что это глубоко русский интеллигент, лишенный тщеславия и гордыни, большой умница, глубоко православный человек, но, увы, не избежавший житейских сложностей, передряг и омутов, откуда то и дело подхватывает нас нечистая сила и обручает с несчастиями».

Конечно, между прототипом и созданном в романе типом – тьма различий. И, думается, не стоит воспринимать личутинского героя лишь в светлых, как свойственно автору, или только в темных тонах, как сделал критик В. Бондаренко в отклике на только что вышедший роман.

«Кто он – Павел Петрович Хромушин – серийный мистический убийца, вампир-интеллигент или же остро чувствующий жизнь и потому предвидящий события тонкий психолог?» – задавался вопросом критик, вроде бы принимая любой ответ: «У каждого читателя так и останется своя версия событий» (Бондаренко В. Антисистема, или Раскольников без топора // Экс-Либрис. 10.03.2005).

Трактовка же самого критика лишена усложненности. Как-то простодушно принимая на веру формулу «За ним же горя ходят…», критик подверстывает под неё и всё происходящее в романе, обволакивая облик профессора смертоносными миазмами и обвиняя его в гибельном развитии сюжетных линий. Философия от этого отодвигается куда-то подальше, а на первый план выходит детективная интрига, и весь роман воспринимается чуть ли не как история серийного убийцы вроде «парфюмера» или «коллекционера» новой формации. С другой стороны, критик свел эту линию лишь к сюжетности: к историям нескольких связанных со «зловещим» профессором персонажам, уйдя от общественной роли героя и его типологического статуса.

На самом деле всё гораздо сложнее и одновременно человечнее, просветлённее. Недаром В. Вавжинчак, автор статьи о личутинском герое как «неизлечимом» идеалисте и новом «лишнем человеке», выделяет такие черты этого типа в русской литературе: «Жизненная неустроенность, внутренняя дисгармония и столь же непоколебимое, сколь нереализованное стремление к высоким светлым деяниям – все эти черты присущи "лишним людям", своеобразным русским Дон Кихотам» (Вавжинчак

. Там же. С. 78). Начнем, однако, с сумрачной стороны истории одного беглеца…

Действительно, автором точно замечено явление наших дней, которое можно назвать прямым следствием геростратства 90‐х, к подлинной демократии никакого отношения не имеющего. Заметим, что сам психолог Хромушин – бывший строитель «рая на земле», и именно по его наводкам проводилась искусная манипуляция массовым сознанием с учетом извечного российского долготерпения, милосердия по отношению не к падшим, но к жирующим во власти – «жалости к ним как страдальцам за народ… де, ну случилось не так, как подгадывали реформаторы, но никто вас не обманывал, ну получилась несостыковка, и вы, миленькие мои, потерпите сколько-нибудь…».

С ужасом оглядевшись вокруг, бывший автор реформ увидел «Россию, живущую по системе сбоев», олицетворение которой – телераёк с кукольными фигурками вождей и иже с ними, намертво замкнутыми в «ящике» псевдовремен. Не стоит забывать, что всё изображенное в этой резко критической книге показано глазами героя, человека отрицающего: повествование ведется от его «я», выносящего самые нелицеприятные оценки Системе, текущей политике, власть имущим, нынешней России и Западу, эмансипированным женщинам и безвольным мужчинам. Что это? Лик нынешнего нигилизма?

Разочарование реформатора в плодах собственных усилий закономерно. Перед ним – последствия реформаторского нигилизма, безжалостно разрушившего прежнюю систему в попытке создать иную, подлаженную под нужды новых властей. Но возникшая в результате химера – лишь звено в общей цепи исторических сбоев, которые изучает отошедший от дел профессор. По его логике вещей, новый сбой конца века закономерен – ведь создана еще одна «антисистема, отрицающая природу как мать родную». Исток нынешних российских неудач усматривается в прошлом стремительно раскрестьянившейся в ХХ веке, подавившей свое органическое развитие страны. И в этом автор целиком солидарен со своим героем.