Беглецы

На лифте они поднялись на третий этаж и подошли к двери в конце коридора. Сержант постучал, потом прислонил голову к двери и произнес:

— Это я.

Послышался металлический лязг, и дверь открылась. Чин вошел вслед за Сержантом в скромную квартиру с зашторенными окнами, скудную обстановку которой составляли диван и стол. Самым заметным предметом был телевизор. Двое парней, сидевших на полу у дивана, таращились в его мерцающий экран.

— Чон, Сандо, это Чин. Он будет на подхвате.

— Аннён, — сказал Чин и кивнул ровно настолько, чтобы обозначить приветствие, не более, поскольку они были равного с ним положения.

Парень помоложе, по имени Чон, тоже кивнул, не отрывая глаз от телевизора, в то время как Сандо смерил Чина внимательным взглядом.

Чин, сунув руки в карманы, мялся у двери, не зная, что делать дальше.

— Подвиньтесь, ребята. Дайте ему посмотреть, — велел Сержант.

Сандо сдвинулся к середине дивана, ближе к Чону, и, вытащив пачку сигарет, предложил их Чину.

С того дня Чин ночевал в этой квартире вместе с Чоном и Сандо, а иногда с одним или двумя другими парнями, в основном северокорейцами, которые, так или иначе, оказались в Китае и работали подпольно. Они были предателями — беглецами, скрывавшимися теперь в этой стране. Что касается Сержанта, то он оказался одним из наиболее деятельных контрабандистов по эту сторону китайско-северокорейской границы, прославившимся тем, что брался за все: от перебежчиков до CD-дисков и сотовых телефонов.

Он представлялся как Ли Чондо, но иногда это звучало как Ким Чондо, хотя почти все звали его Сержантом. Эта кличка приклеилась к нему из-за того, что когда-то он служил сержантом в элитных войсках северокорейской армии. Возможно, это была очередная непроверенная история, но, независимо от того, соответствовала она действительности или нет, дисциплина в делах Сержанта царила армейская. У него было два паспорта на разные имена и разные сим-карты, которые он вытаскивал из многочисленных мобильников. В общении по телефону Сержант пользовался особым кодом: никогда не произносил слова «перебежчики», а говорил «друзья» и никогда не употреблял фразы «получение товара» — вместо этого говорил, что они «вступают в партию». Если речь шла об ищущей работу женщине, называл ее своей «сестренкой». Словом, все, чем бы ни занимался Сержант, делалось с помощью всевозможных уловок.

Чину претило то, что его втягивали в мир контрабандистов. Такая жизнь была полной противоположностью всему, за что он ратовал дома. Но Чин был должен Бию и понимал, что ему надо дождаться, когда долг будет оплачен, — тогда можно будет найти новую работу. А пока он узнавал много нового о ведении дел в китайском подполье.

Он ездил с Чоном для подстраховки, и вместе они по ночам забирали и доставляли товары, шныряли по улицам в фургоне, сотрясавшемся от гремевших в стереодинамиках песен группы «Инь Цан». Чин никогда не знал, что именно они забирают. Ему просто требовалось помогать Чону: забирать ящики с деревянных палет, относить в фургон, аккуратно ставить друг на друга и отвозить к пункту разгрузки. Иногда за один вечер случалось по две доставки.

Несколько раз Чон подъезжал к холмам возле северокорейской границы и забирал скрывавшихся в сельских домах перебежчиков. Таких они обычно привозили к себе в квартиру, и Чин расспрашивал их о том, что творится в Пхеньяне и Янгдоке. И всякий раз молился, чтобы с его семьей было все в порядке. Он засыпал их вопросами о том, как им удалось перебраться через реку, и по крупицам собирал последнюю информацию о делах на границе. Ему хотелось понять, насколько рискованно было бы для Суджи переправиться в Китай.

Большинство беглецов, что попадались Чину, путешествовали транзитом и полагались на Сержанта в том, что он организует для них водителей и безопасное жилье на территории Китая, чтобы отсюда попасть в другие страны, где они надеялись найти приют. У Сержанта имелась разветвленная сеть людей, помогавших организовывать транспортировку.

Среди китайских «друзей» Сержанта был Жонг — член отделения «Снейкхэд», которое входило в состав китайской группировки, имевшей влияние в Лаосе, Камбодже и даже на севере, в России. Жонг и его парни стояли особняком, поскольку занимались всем: от подделки денег и спиртного до азартных игр, рэкета, продажи и перевозки северокорейских женщин. Они ошивались в караоке-баре под названием «Ночное солнце», расположенном возле рынка Тунхуа.

Сержант подошел к залу караоке номер восемь, постучал в дверь и, чуть выждав, вошел. Комнатка была настолько тесной, что в ней помешались лишь секционный диван с кофейным столиком да висевший над головой дискошар, который отбрасывал на стены световые пятна. Жонг с двумя закадычными друзьями устроил здесь свое логово. Сейчас он сидел между ними на диване, широко расставив ноги и держа мясистыми пальцами запотевший бокал.

— Привет, Жонг, — поздоровался Сержант и метнул на кофейный столик конверт.

— Здорово. Садись, — проговорил Жонг с сильным акцентом, присущим жителям города Чэнду.