Беглецы в Гвиане

Принесенное Казимиром известие не особенно поразило Робена. Он был готов ко всему.

В глазах его сверкнули молнии.

— Хорошо, — сказал он. — Я очень слаб, но все же буду защищаться. Живым им не дамся ни в коем случае. Слышишь, Казимир?

— Слышу. Но я не хочу, чтобы они вас убивали. Спрячьтесь под листьями макуйи и не шевелитесь. Казимир проведет злых белых за нос. Вот увидите.

Беглец взял свой тесак, показавшийся очень тяжелым для его ослабевшей руки, и молча зарылся в листья.

Вскоре послышались быстрые шаги. Звякнуло ружье, и чей-то грубый голос крикнул:

— Именем закона, отворите!

Негр послушно отворил дверь, не дожидаясь повторения требования, и выставил свое обезображенное лицо.

Посетители окаменели, словно увидели голову медузы. Индеец, не ожидавший подобной встречи, совершенно опешил.

Последовала пауза.

— Войдите, — сказал Казимир с приветливым жестом и ласковой улыбкой, которая, впрочем, вышла у него отвратительной гримасой.

— Это прокаженный, — сказал один из белых, одетый в мундир острожного надзирателя. — Ни за что не войду к нему в хижину.

— Что же вы не входите, господа? — спросил негр.

— Да как входить-то? Тут, наверное, все прогнило, все пропитано проказой. Не может быть, чтобы здесь спрятался беглец.

— Как знать, — возразил другой надзиратель. — Не остаться бы нам в дураках… Можно принять некоторые меры предосторожности.

— Ну, ты и принимай, и входи, а я не желаю. Тут один воздух чего стоит…

— Я войду, — сказал индеец, думая о награде и о многочисленных стаканах водки, которые можно будет купить на полученные деньги.

— Я тоже! — объявил второй надзиратель. — Ведь, черт возьми, не умру же я от этого.

— Милости просим, — сказал Казимир, состроив довольную мину.

Надзиратель, обнажив тесак, первым вошел в хижину, скудно освещенную солнечными лучами, проникавшими через дверь. Индеец последовал за ним, осторожно ступая на цыпочках.

Всю меблировку хижины составляла жалкая койка прокаженного. На полу стояла убогая утварь. В углу лежал ворох листьев макуйи. Больше не было ничего.

— А здесь что такое? — спросил надзиратель, указывая тесаком на ворох.

— Не знаю, — отвечал с глупой усмешкой негр.

— Не знаешь? Так я узнаю сам.

И он замахнулся тесаком, собираясь запустить его в листья.

В этот момент послышался резкий, пронзительный, хотя и негромкий, свист, и надзиратель как стоял с поднятой рукой, вооруженной тесаком, так и застыл в этой позе.

Он, казалось, окаменел от ужаса. Индеец тем временем успел выбежать вон. Он тоже испугался до смерти и даже забыл думать про водку.

— Ай-ай, — кричал он. — Ай-ай!

В голосе его слышался невыразимый ужас.

С полминуты надзиратель не мог опомниться. Прокаженный стоял неподвижно и незаметно щерился коварной улыбкой.

— Что же вы не ищете? — спросил он.

Голос негра привел надзирателя в себя. Он встрепенулся и пробормотал, задыхаясь:

— Ай-ай!.. Это ай-ай!.. Малейшее резкое движение — и я погиб. Надо убираться подобру-поздорову.

Тихо, осторожно отставил он назад одну ногу, потом другую и торопливо попятился к выходу.

Он было уже вздохнул с облегчением, как вдруг над его головой снова раздался тот же свист. У надзирателя волосы встали дыбом.

С потолка, шурша чешуей, медленно спускалась длинная, тонкая змея, толщиной с горлышко графина. Цепляясь хвостом за балку, змея опустила голову вниз и готовилась вонзить в надзирателя свои ядовитые зубы.

Цепляясь хвостом за балку, змея опустила голову вниз

Не помня себя от ужаса, он отскочил назад и со всего размаху запустил в змею свой тесак. К счастью для него, тесак разом отсек гадине голову, и она упала на пол.

— Змея! — кричал он. — Гремучка!..

Он, как сумасшедший, выбежал вон, наткнувшись дорогой еще на третью змею, которая, извиваясь, проползла по полу хижины.

Вся сцена длилась не дольше минуты. Выскочившего вон надзирателя ожидал его товарищ, который молча смотрел на его испуганное лицо и ждал пояснения.

— Ну, что там такое? Говори!

— Там… все… змеи, — пролепетал несчастный.

Негр вышел из хижины вслед за надзирателем.

— Ах, сударь, — сказал он. — Сколько змей!.. Полная хижина.

Старик, казалось, был тоже очень испуган.

— Так ты, значит, не живешь в ней, в хижине-то?

— Как «не живу»? Живу понемножку, сударь.

— Так откуда же в ней змеи? Ведь они забираются только в покинутые жилища.

— Я не знаю.

— Ты не знаешь!.. Я подозреваю, что ты знаешь очень много, но притворяешься, будто не знаешь.

— Я в хижину змей не пускал.

— О, этому-то я верю. Поэтому, чтобы с тобой не случилось ночью беды, мы твою хижину сожжем.

Старик задрожал. Если хижина загорится, гость его погиб. Поэтому он начал жалобно молить надзирателей, чтобы они смилостивились над ним и не трогали хижину. Он стар, слаб и не в силах будет выстроить себе новую. Неужели им не жалко будет оставить его без приюта?

— В сущности, какое нам дело? — сказал тот надзиратель, который входил в хижину. — Пусть сидит со своими змеями, если желает. Можно поручиться, что белого тигра в хижине нет.

— Это верно, — согласился его товарищ, и мы, по совести говоря, сделали все, что было возможно.