Место, где произошла драма, находилось неподалеку от высохшей саванны. Робен добежал до нее, раздвинул траву и разрыл под ней слой растительного перегноя. Под этим слоем оказалась сероватая мягкая глина. Он сделал из нее ком величиной с голову и вернулся с ним к раненому. Оторвав у него от рубашки рукав, он нащипал из него довольно грубой корпии, намочил в водке и приложил к ране, стянув предварительно ее края. После этого он плотно облепил глиной всю раненую ногу, обложил свежими листьями и крепко обмотал лианой.
Кровь сейчас же унялась. Лицо раненого порозовело. Он зашевелился, глубоко вздохнул и попросил глухим голосом:
— Пить!
Робен сорвал длинный лист ваи, свернул его рожком и зачерпнул воды в той ямке, откуда он достал глину. Эта ямка успела быстро наполниться просочившейся водой.
Приподняв раненому голову, он стал его поить. Тот напился с жадностью и открыл глаза.
Невозможно описать его изумление, когда он увидел перед собой каторжника. В нем тотчас же проснулся зверь. Он попробовал вскочить на ноги, чтобы сперва защититься, а потом и напасть.
Но страшная боль свалила его опять на землю. Вид убитого ягуара вернул его к действительности. Как! Робен, которого он преследовал своей беспричинной ненавистью, этот самый Робен самоотверженно перевязал ему рану и утолил его жажду!
Всякий другой склонился бы перед таким благородством. Протянул бы руку. Поблагодарил бы. Сослался бы на суровый долг.
Бенуа же стал браниться:
— Чудак ты, больше ничего. На твоем месте я не стал бы так делать. Тррах — и все. Прощай. Нет, Бенуа за все бы расквитался.
— Человеческая жизнь для меня священна, — холодно отвечал каторжник. — На земле есть нечто гораздо приятнее мести.
— Да? И что же именно?
— Прощение.
— Не знаю. Скажу тебе одно: в награду я тебя постараюсь изловить при первом же случае.
— Как хотите. Это ваше дело. Но только предупреждаю, что и я буду защищаться. Об одном бы я вас попросил: вспоминайте почаще, что и каторжники — люди и что между ними бывают невиновные. Не обращайтесь с ними чересчур жестоко, не мучайте их, не злоупотребляйте силой. Острог существует для того, чтобы делать людей безвредными, а не для того, чтобы их истязать. Прощайте. Я забываю зло, которое вы мне причинили.
— До свиданья. Только ты напрасно, Робен, оставил меня в живых.
Беглец даже не обернулся. Он скрылся в густом лесу.
Шел он долго. Хотелось уйти подальше от своих палачей. Невероятно, но он все еще держался той линии, которую себе начертил. Сумел и сориентироваться, и не умер до сих пор с голода.
Со времени его побега прошло три дня. Он преодолел большое расстояние. Прикинуть на глаз — километров пятьдесят. По девственному лесу это много. Здесь беглецу были уже не так страшны цивилизованные люди. Все-таки ему со всех сторон грозила опасность. И прежде всего — голод. В девственном лесу питаться нечем. Громадные деревья не дают ни плодов, ни ягод. Охотиться, ловить рыбу безоружный не может.
Пишущий эти строки бывал в лесах Нового Света. Он и голодал, он и жажды натерпелся. В одном месте он наткнулся знаете на что — на одиннадцать скелетов! Подумайте только: одиннадцать скелетов!.. На берегу бухты с чистой прозрачной водой!..
Одни лежали на солнце, выпрямившись, руки крестом. Другие в изогнутом положении; у иных голова вдавилась в землю — должно быть, они грызли землю зубами перед смертью. Два или три скелета — арабы, должно быть, — были в сидячем положении, с поднятыми ногами.
За полгода до того из Сен-Лоранского острога сбежали одиннадцать каторжников.
Сбежали — и как в воду канули.
Они все умерли с голода. Потом явились муравьи и обглодали их трупы, оставив одни кости.
Капитан Фредерик Буйе, один из лучших офицеров нашего французского флота, рассказывает в своей превосходной книге «Французская Гвиана» об еще более ужасном случае.
Беглые каторжники, изнемогая от голода, перебили своих товарищей и ели их…
Капитан Буйе описывает и сами сцены людоедства, но мы их отказываемся воспроизводить.
Так вот что ожидало Робена. Жажда свободы была в нем настолько сильна, что он решился бежать из острога, имея в кармане только дюжину сухарей, сэкономленных из скудной острожной порции, несколько зерен кофе и какао и небольшое количество початков кукурузы. Вот все, что он мог захватить с собой!
С этим запасом он задумал пройти через огромное пространство, лежавшее между ним и свободой.
Беглеца донимал голод. Он съел два-три кофейных зерна, запил водой и сел на поваленное дерево, чтобы собраться с силами.
Долго сидел он так, смотря перед собой на воду ручейка и ничего не видя. У него кружилась голова. Он встал и хотел пойти, но не смог: распухшие, истерзанные колючками ноги отказывались служить.
Тогда он снял башмаки — казна выдает арестантам обувь, хотя они чаще ходят босиком, — и увидел, что вся кожа на его обуви, и даже подошвы, проколоты колючками насквозь.