Беглый огонь

Заводишко кто-то хочет купить вовсе не затем, чтобы тот взорлил соколом на оружейных рынках, а вовсе напротив: чтобы стопорнулся клятый конкурент, заткнулся навеки.

— Красиво излагаешь…

— Остается одно: за обеспечение прикрытия покупки такой рухляди мне, скромному труженику ствола и убивцу-махинатору, гонорар в лимон зелени никто не предложит. Вывод: что-то ценное или особо ценное затаилось в покровских заводских руинах… И статья там светит особо значимая, как бы ее ни поименовали ныне, по-старому она называлась просто: «Измена Родине». Не так?

— Тебя беспокоит возможная будущая тяжесть содеянного? Пятно на совести «солдата империи»? Панкратов усмехнулся невесело:

— Империя умела воспитывать, но… «Совесть» — не совсем то слово. «Солдат империи» нашей с вами, Геннадий Валентинович, специализации оперировал другим понятием: «долг». А таковое осталось похороненным вместе с империей.

— Ты не веришь в будущее возрождение?

— В том-то и фокус, что верю. Но не потому, что затюканный интеллектуал, бредящий Николасвским величием образца девятьсот тринадцатого или восемьсот двенадцатого года. Просто я знаю систему. Она — самовосстанавливающаяся. Но…

— Да?

— В нашем случае система сработает однозначно, как боек револьвера. Тут вы не соврали, Геннадий Валентинович.

— Что-то твоя вступительная речь затянулась, Ильич…

— Господин полковник, дайте выговориться старшему офицеру, а?

— В отставке, Ильич, в отставке.

— Под патроном мы оба под хорошей «крышей», грехи можно воротить кубометрами, а как выйдем в самостийное плавание, на холод и на дождичек?..

— К чему ты клонишь, Ильич?

— Вот что, Геннадий Валентинович. Знаю я вас как крепкого мужика, что цену слову ведает даже в нашем специфическом ремесле. Но и вы меня, я думаю, не за сявку держите, извините за жаргон. А потому, как Леня Голубков, хочу партнерских отношений: сумму вы назвали хорошую, на державу мне если и не наплевать, да нас она уже в лоно не примет ни под каким видом, так что и к морю теплому, и под пальмы поеду, и вас, Филин, признаю патроном и боссом, мне так сподручнее, извилины у меня на разработку да контакты хуже раскручены, я и не претендую потому…

— Короче, Ильич, хватит реверансов.

— Мне втемную играть возраст не дозволяет да гонор профессиональный не дает. Так что жду полной ясности по операции. Тогда, кстати, и работать сподручнее.

— А почему нет? Я же тебе сказал, живым ты отсюда выйдешь только при одном условии…

— Давай без условий, а, Сова? — Глаза Панкратова снова нехорошо прищурились. — Ты мне делаешь предложение, но по-хорошему, а уж приму я его или нет… В указанной специализации — из людей делать трупы — я посильнее буду, а?

А кто живым отсюда выйдет в случае неувязочки, тот и прав будет.

Филин уперся немигающим взглядом в Панкратова, осклабился, ничуть не обеспокоившись:

— Ну что ж. Давай начистоту.

Глава 56

Ухмылка продолжала играть на губах Филина. Спросил:

— Сова, говоришь?

— А то ты не знал этого своего «народного» псевдонима.

— Знал, знал… В конторе окрестили. — Филин чуть потянулся плечами. — Даже приятно. Старые времена… Какие комбинации прокручивали… Если бы не цэкисты да не армейцы, что губили нам всю игру, мы бы взорлили, а, Ильич? И в Кремле не это чтокало оплывшее сидело с кучей засранцев…

Панкратов только пожал плечами.

— Вспомнить любо-дорого! В течение недели три министра обороны дружественных стран народной демократии сыграли в ящик от пресловутой сердечной недостаточности — высокий класс, а? И следом — милейший Дмитрий Федорович Устинов в ямку ушел вперед ногами. — Филин вздохнул. — Армейцы обиделись. Но и сами с вэпэкашниками не при делах остались: замордовали их комсомольцы, как черепаху!

Приступ то ли нарочито-залихватской, то ли судорожной веселости прошел у Филина так же быстро, как и начался.

— И не понять теперь, отрадно или обидно… — выдохнул он. — Но пахать на патрона надоело. — Взглянул на Панкратова:

— Хочешь на паях?

— Никак нет, Геннадий Валентинович, я же сказал: мне предложенного гонорара хватит. Его отработаю, потом можно и о паях поговорить. Но ясности хочу. — Помолчал, пояснил спокойно:

— Старый стал.

— Будет тебе ясность, Ильич. Только давай более не бодаться, как два сбрендивших слона, а? Я тебе к чему присказку-потешку из прошлых времен напомнил? Ведь у всех же все было, выше крыши, и у цэкистов, и у генералов, и у конторских… Да еще и страна под ногой, и какая страна! Люди не из-за денег гибнут, из-за амбиций. Как только начнем с тобою выяснять, кто круче, так и сгинем, оба-два. Согласен?

Панкратов смотрел на Филина внимательно: тот не блефовал. Да и прав: здравый смысл шептал, не пацаны-отморозки, в самом деле, каждый цену другому знает.

— Убедили.