Беглый огонь

Выскакивать чертом из табакерки было глупо. Я просто толкнул дверь ногой, она бесшумно отворилась… Грохот первого выстрела разорвал тишину, прерываемую до того возней и выкриками Гимлера. Пистолет дернулся в моих руках трижды, трое братков еще продолжали оседать на пол, а я уже ринулся врукопашку; двое прыснули при звуках пальбы по углам и достать их пока не было возможности, а трахарь-агрессор Гимлер, в мгновение ока потерявший всякую потенцию, уже валил кресло с девкой набок, скрываясь за ним, как за броней, и елозил под полой куртки, пытаясь выдернуть так некстати зацепившийся за что-то ствол.

Сейчас главным было кончить этого авторитета-вредителя: судя по всему, он наводил на подельников страх не меньший, чем крупнокалиберная пушка; я прыжком одолел расстояние до кресла, перепрыгнул. Гимлер с диким визгом резаной свиньи устремился на меня с пола, оставив затею с оружием; его «рука-копье» летела мне в горловину, но не долетела: уйдя прыжком с линии атаки, я качественно воткнул ему чуть ниже уха грубый, как дубовый сучок, средний палец правой руки. Хруст был почти не слышен, но мысли о сексе ушли из головы злыдня напрочь вместе с жизнью.

А о неретивости брызнувших на две стороны подручных — это я соврал. Парняги оказались пуганые и тертые и в сложившихся реалиях прикидываться ветошью не собирались. Один, пошустрее да потрусливее, мышью юркнул в коридор и, надо полагать, несся опрометью к входной двери. Другой, тот самый Таджик, успел-таки выхватить свой затаренный модный шпалер и пукнул пулей: словно обозленная оса она вжикнула у черепа, поправив прическу, и с клекотом поцеловала деревянную раму неведомого шедевра на стенке. Второго вжика я не дожидался: прянул наземь и покатился бочонком, выставив «спенсер», чудо штатовской инженерной мысли и убойной мощи, на вытянутых руках, дважды выстрелил, давя «на характер» противника, а уже третью пулю выслал качественно: между носом и глазом.

И — рывком в переднюю. Последний герой облома завозился-таки с дверью; он сумел справиться с замком, когда услышал позади мои совсем не крадущиеся шаги.

Обернулся, ощерился; в руках его оказался остро отточенный длинный нож.

Безумством храбрых, которым поют конечно же песни, но чаще — поминальные, этот, последний, не страдал. И потому лезть на рожон не собирался. Не увидев в моих руках ничего огнестрельного, занял оборонительную позицию; тыл ему надежно прикрывала массивная бронированная дверь, ростом и сложением малого родители не обидели, да и нрава он, видать, был лютого… А что бежал… Так когда пули визжат, а ты при «пере», и только, бегство и есть самый разумный способ разрешения конфликта в свою пользу. Сейчас, когда ситуация переменилась… И крыса, зажатая в угол, тигром на людей кидается, ну а уж волк-оборотень, кровушки на своем веку пустивший немерено, и подавно.

И точно: парень, почувствовав уравновешенность шансов, внутренне повеселел и самую чуточку расслабился, совсем легонькую чуточку, чтобы и мышцы поэластичнее работали, и реакция оставалась резвой. Оскал его стал совсем звериным, а глаза — холодными и стылыми. Тусклое лезвие в его руке не бликовало, и сама рука не была по-глупому жесткой: умел он обращаться с холодным оружием на все сто, и запорхает сталь в его руке, аки бабочка-капустница, но — в нужный момент, раньше времени этого своего умения он обнаруживать не желал.

А мне стало неуютно. Это только полный дилетант решит, что нож безопаснее пистолета. В том-то и шайба, что пуля — дура, а клинок… Поспешил я, пошел на поводу эмоций; с трофейной «беретткой», да еще и с глушаком на стволе, я бы уделал индивида, как Создатель — черепаху. А сейчас… Лезть на рожон, какой станет для меня вертелом, глупо, возвращаться за пистолем… не прокапает: молодчик уже почти догадался о моей безыскусности в обращении с холодным оружием, и только решительный отстрел соратников помешал ему в первую же секунду броситься на меня быком и «забодать» к чертовой бабушке.

Впрочем, мои мыслительные изыски времени заняли с гулькин нос — в реальном бою время течет по-другому. Я засек момент, когда противник решил атаковать: что-то неуловимо поменялось в лице; пританцовывая, он пошел на меня, напряженно высчитывая, когда расстояние сократится до прыжка и выпада ножом. Мои глаза в это время изучили прихожую, размером с малогабаритную квартиру, в подробностях; ничего лучшего, как пустить в ход тяжкую напольную вазу, я не нашел.

Как только противник приблизился на расстояние атаки, схватил произведение китайского гончарного искусства и метнул в бандита. Он только шире осклабился; вернее, откровенно уже улыбался: решил, что я — фраерок, забредший к хозяйке полакомиться «козочками», при шпалере, как все нынешние, как при галстуке, и с испугу перемолотил всю банду. Что со стволом не мудрено. Видно, в окрыленном его мозгу уже замерцала наиприятнейшая картинка: сейчас он завалит меня безо всяких фокусов, потом дожмет девочку и станет единоличным обладателем сокровищ в самой нетленной зелени.