Бегом на шпильках

— Всего по четыре сраных секунды! — брызжет слюной Крис, топая по улице. — Я еду домой! Эта «Черная Луна» — полный отстой!

Топ, топ, топ. Следующий взрыв:

— Примитивный ублюдок! Да он не распознает настоящий талант, даже если тот засадит ему прямо в жопу!

На этой восхитительной ноте мы и расстаемся.

Шагаю к станции метро в Кэмдене, пытаясь поставить себя на место Криса. Все равно что пытаться поставить себя на место Саддама Хуссейна. В моей светловолосой голове громом грохочет — предположительно из восьмидесятых, но тем не менее неотвратимая — мысль: «Тебе же отвели роль куколки-блондинки!» — и мне это совсем не нравится. Осознание заставляет сердце колотиться быстрее. Мне это не нравится! Я… проверяю свою дерзкую мысль краешком мозга… недовольна Крисом. Чувствую себя полной дурой. Мне нечего было делать в той кладовке. «Монстры» не имеют ко мне абсолютно никакого отношения, меня затащили туда лишь в качестве украшения.

— Что ж, значит, у него проблемы со вкусом, — зло рычу я, поворачивая ключ в замке.

Войдя внутрь, с надеждой гляжу на телефон, но сообщений нет. Мама не разговаривает со мной вот уже два с половиной дня. Вообще, с точки зрения уступок, именно я — Невилл Чемберлен[27] нашего семейства. Но нынешняя ситуация — просто беспрецедентна. Я не знаю, что делать. Жую губы (волосы больше не жую — те дни в прошлом, крошка) и вдруг понимаю, что знаю. Сверившись с блокнотом, набираю нужный номер и скрещиваю пальцы на удачу. Пять минут спустя оставляю сообщение на мамином автоответчике.

— Это я, мам, — говорю я, стараясь придать голосу смирение и покорность. — Мне очень, очень неловко за свой поступок. Мне ужасно стыдно, честное слово. Я подумала, может, ты… я знаю, это не очень удобно для… для родителя… совсем не то, как тогда, когда ты приходила в детский сад посмотреть, как я играю овечку в рождественской инсценировке… но, может, ты сходишь со мной в среду утром в, э-э, Центр занятости?

Естественно, я не собираюсь искать работу через Центр занятости, но знаю, что мама обязательно оценит мой жест.

— И не то чтобы меня действительно увольняют, просто на всякий случай. И вот еще что: я думала о том, что ты мне сказала, ну, что я не даю хорошим парням ни единого шанса. Так вот, я только что договорилась встретиться с одним хорошим другом брата Бабс. Его зовут Робби. Мы встречаемся завтра вечером.

Ожидаю, что мой звонок вызовет моментальную реакцию, — так и происходит. Я как раз стою перед зеркалом в ванной, разглядывая свои десны, — проверяю, действительно ли у меня зубы лимонно-желтые или это из-за освещения, — когда раздается телефонный звонок. Мама каменным голосом сообщает, что ей приятно слышать насчет Робби. Да, и вот еще что: она не сможет сопроводить меня в Центр занятости. Зато папа — сможет.

Глава 13

— Он прилетает завтра днем, — говорит она так, словно оправдывается, словно спрашивает: «да что же я такого сделала?» Хотя сама прекрасно знает, — что. — Он остановится в отеле «Сент-Мартинз Лейн».

Ну, еще бы.

— Он приезжает по целому ряду причин.

Не верю.

— Я думала, ты обрадуешься.

Мой мозг — сплошной гуляш.

Когда мой отец вдруг вывертывается из цепких объятий хирургически-соблазнительной Кимберли Энн и покидает их благоухающее пальмами бунгало в жарком, синем-пресинем Малибу, чтобы повидать свое располневшее, пригородное, до-средне-жизне-промежуточное семейство в моросяще-слякотной Англии, причина должна быть действительно серьезной. Я даже боюсь подумать о том, что ему наговорила мама. Поразительно, что она вообще решила набрать его номер. Они общаются друг с другом по телефону от силы раз в год, — и даже тогда ограничиваются лишь кратким обменом новостей. Возможно, ей просто не терпелось насладиться удовольствием сообщить ему о том, что он стал дедом, а Кимберли Энн — живо представляю себе, как мама безуспешно пытается скрыть ликование в голосе, — приемной бабкой. Воображаю, какой удар для двадцатипятилетней!

Лично я перезваниваюсь с ним раз в месяц. Мне нравится мой отец. Этот человек настолько искренне, настолько безраздельно и бесстыдно предан своим юношеским фантазиям, подавлявшимся на протяжении трех десятков лет, что он просто не может не нравиться. А сколь трогательны его восторги перед спокойной, богатой «Американской Мечтой», обладающей — в своем солнечно-гигиеническом воплощении — неисчислимыми преимуществами в сравнении с этим «Британским Кошмаром» (двое детей с проблемной стоматологией, приземистая женушка, не поддающийся описанию одноквартирный домишко на не поддающейся описанию улочке, «рено-меган»)! Я видела Кимберли Энн всего один раз, но должна признать, что — если отбросить ее странную привычку больно щипать тебя за руку всякий раз, когда ты говоришь что-нибудь смешное, — она произвела на меня впечатление вполне сносного человеческого существа.