Бегом с ножницами

Все время, пока я работал, он водил руками по моим босым ногам -— вверх-вниз. Я не возражал, потому что до этого еще никогда никого не красил и был полностью поглощен и самим процессом, и будущим результатом. На коробке было написано, что необходимо держать краску на волосах в течение двадцати минут. Однако у Нейла волосы были черными, поэтому я решил подержать немножко дольше.

Я обернул ему голову большим полотенцем, а потом, примерно через час, повел его в ванную, чтобы прополоскать волосы под краном.

Рядом с раковиной стоял отдельный пластиковый шкафчик. На одной из полок лежала косметика Агнес. Я взял тюбик. Тушь «Макс Фактор». Старая-престарая. Возможно, из тех первых образцов, которые Макс Фактор смешивал собственными руками. Я зашвырнул тюбик обратно на полку и занялся волосами Букмена.

— Ну что, получилось? — поинтересовался он, стоя с опущенной в раковину головой. Вода текла по затылку на шею и плечи.

Результат оказался поразительным.

— Да, получилось. Можешь поднять голову. Только не смотри.

Он выпрямился. С головы стекали струи. На лице сияла широкая улыбка.

Перемена деятельности явно пошла Нейлу на пользу.

Я насухо вытер ему волосы.

Они приобрели коричневый цвет с ярко выраженным зеленым оттенком. А на ощупь напоминали тонкую стальную стружку — разве что были прямыми.

—Ну и как? — послушно зажмурив глаза, спросил он.

Я вывел его из ванной.

— Совершенно по-новому. Очень хорошо, — ответил я уверенно.

— Хочу посмотреть. Дайка зеркало.

Я протянул ему одно из моих зеркал. К сожалению, у меня в комнате их было много.

— Мама родная!

— Видишь? — поинтересовался я. — Совсем по-новому.

— Но они же зеленые.

— Ничего подобного. Этот цвет называется «Пепельный блондин».

— Зеленые, — уже громче повторил он. От этого цвета лицо его теперь казалось еще бледнее.

— Просто освещение такое.

Он отдал мне зеркало.

— И на ощупь они совершенно ужасные. Ты уверен, что хочешь зарабатывать себе на жизнь именно этим?

— Когда они отрастут, будет лучше. Да, я уверен. А чем мне еще заниматься? Кроме того, я, собственно, думаю даже и не столько о самих волосах. Больше всего меня интересует косметическая линия с моим именем.

— Если сами волосы не будут интересовать тебя не много больше, то ты недалеко уйдешь с косметической линией своего имени.

— Заткнись. Скоро привыкнешь.

Потом он смягчился.

— Да я просто тебя дразню. Мне даже нравится. А больше всего нравится, что это сделал со мной ты. Я твой. Можешь делать со мной все, что взбредет в голову.

И я подумал: «Опять такое ощущение, будто выиграл в лотерею».

Семейное дело

Поскольку жена пастора отказывалась покидать законного супруга, а мама нуждалась в постоянной заботе и обожании, она рассталась с Ферн и вела поиски новой подруги. На ее счастье, доктор Финч как раз начал пользовать склонную к самоубийству восемнадцатилетнюю афро-американку. Вообще-то она училась в школе дизайна на Род-Айлэнде, но в настоящее время находилась в академическом отпуске.

Звали ее Дороти.

И ей было суждено прожить молодые годы с моей мамочкой.

Рыжевато-черные волосы Дороти спадали на плечи крупными кольцами. Еще у нее были большие карие глаза, выразительный чувственный рот и нос, очень напоминавший спинной плавник лосося. Про таких говорят «не красивая, но интересная». Мне она казалась похожей на ведьмочку.

Дороти была очень возбудима, и ее постоянно тянуло к хаосу. Как другие люди стремятся к комфорту и безопасности, Дороти стремилась к экстремальным ситуациям. И именно это она получила в лице моей матери.

Особенно мне нравилось в ней то, как тщательно она следит за ногтями — отращивает и красит их в соответствии с собственным настроением. Если она чувствовала себя счастливой, то ногти оказывались ярко-красными. Если настроение было агрессивным, они стано-вились темно-бордовыми. А если вдруг Дороти входила в полосу тоски, то ногти приобретали нейтральную окраску.

Однако лучше всего был трастовый фонд. Его основал отец Дороти, которого она ненавидела за то, что однажды, во время катания на лодке, он показал ей свой член. Фонд был настолько велик, что она имела возможность припеваючи жить на проценты.

А я, как глубоководная рыба, питался крошками с ее стола.

— Бери полсотни, — говорила она, — и проваливай.

Когда я переехал в дом Финчей на официальной основе, то наивно полагал, будто моя комната в Амхерсте останется за мной. Во всяком случае, так поступали мамочки в телесериалах. В жизни все вышло совсем иначе.

Вместо этого Дороти переехала из дома своих родителей в Бакленде в мою старую спальню. По крайней мере поначалу туда. Мать собиралась стать проблемной девушке наставницей.

— Я всегда мечтала о дочке, — заявила она.

Однако очень скоро обе оказались в маминой спальне, а мою бывшую комнату превратили в свалку разных вещей.

Потом они стали и вовсе неразлучными. На мой взгляд, они очень подходили друг другу.

Если матушке в три часа ночи приходила блажь принять пенную ванну, то Дороти предлагала подсыпать в нее битого стекла. Если мать хотела снова и снова слушать «Вестсайдскую историю», то Дороти соглашалась: