Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Этот дух олицетворяет в книге предприимчивый спекулянт, нувориш и «король черного рынка» Хайме Муга, превращающий побережье в прибыльную зону отдыха для иностранных туристов, взыскующих «примитива» и средиземноморской экзотики. Наблюдения рассказчика впечатляют тем больше, что между скрупулезно протоколируемыми переменами во всех сферах жизни Фароля и Сорта лежат два сравнительно длинных отрезка времени, и оттого сами перемены воспринимаются неожиданней и выразительнее. Всем сердцем отвергая происходящее, показывая, как с новыми веяниями из жизни понемногу уходит освященный самой природой общественный уклад и порожденные им типы, а люди мельчают и утрачивают самобытность, автор в то же время честно свидетельствует об объективном характере этих изменений, их закономерности и необратимости. И вместе с рассказчиком читатель вынужден признать: да, приостановить коммерческое освоение побережья не могут ни рвение землевладельца патриархальной закваски дона Альберто, этого симпатичного обломка феодальной эпохи, который в беседах с автором неустанно и яростно поносит и феодализм, и капитализм, ни старейшины рыбацкой деревни, ни даже господствующая церковь в лице колоритнейшего отца Игнасио, вкладывающего в увлечение археологией куда больше души, чем в отправление своих прямых обязанностей.

То, свидетелем чему стал рассказчик и о чем он поведал читателю, на языке военных сводок следует назвать скорее вынужденной сдачей позиций, нежели безоговорочной капитуляцией. При всей любви к Испании «древних пороков и добродетелей» Н. Льюис отдает себе отчет в издержках закосневших способов добывания хлеба насущного, которые фактически обрекают фарольцев и сортовцев на жизнь без завтрашнего дня:

«Затем пришли голодные годы, и жизнь в Фароле, несмотря на веселье и праздники, превратилась в хорошо продуманную борьбу за существование… Рыбаки ловили рыбу как в средние века…» Такая жизнь определяет собой не только заповеданные ритуалы маленьких общин, но само миросозерцание «общинников»: «…Крестьяне были пессимистами, их пессимизм глубоко укоренился, его, можно сказать, холили и лелеяли — на ярмарке они покупали фарфоровые тарелочки, исписанные мрачными пословицами, и развешивали их по всему дому, чтобы не забывать, что жизнь — не сахар.

В основе подобных убеждений лежит, наверное, то, что в труде земледельца никакой удачи быть не может.

Плохая погода разорит хлебороба, но хорошая вряд ли принесет ему намного больше, чем он ожидает».

С большим проникновением в суть дела — и с подспудно звучащим протестом против натиска обезличивающего прогресса — описывает автор повторяющиеся ритуалы труда и досуга в Фароле и Сорте, например процесс ловли рыбы. Блестяще выявляет Н. Льюис внутренние связи между трудом и обрядом, выступая тут не только хорошим этнографом, но тонким этнопсихологом. По страницам книги рассыпана масса этнографических зарисовок, все они весьма любопытны, а некоторые обряды окутаны дымкой загадочности, как и положено выглядеть в глазах чужака древним ритуалам, о смысле и назначении которых забыли даже те, кто их повторяет из поколения в поколение, — например, действо рыбаков в пещере или хождение по угольям в Сан-Педро-Манрике. Порой мистические церемонии, о которых рассказано в книге, откровенно жестоки (жертвоприношение быка по андалусскому обычаю); некоторые заповеди и максимы, вошедшие в плоть и кровь рыбаков и, судя по всему, воспринятые праотцами из настольной книги деревни — сборника мудрых речений, изданного еще в 1598 году, который заменяет фарольцам свод житейских и моральных норм, — едва ли покажутся привлекательными (например, запрет мыться с головы до ног по достижении сорока лет). Но и милые, и непонятные, и комичные, и неприятные обычаи и привычки, как с жесткой однозначностью следует из книги Н. Льюиса, обречены на исчезновение вместе с охранявшим их образом жизни.