После просмотра фильма Игоря Таланкина "Чайковский" я несколько раз слышала от музыкантов-профессиналов, что в сцене исполнения Шестой симфонии Смоктуновский работает неправильно: нельзя начинать дирижировать тем взмахом руки, который делает он. А по-моему, этот жест гениален. Чайковский движением руки как будто поднимает оркестрантов с мест, притягивает их к себе, берет в союзники, со-творцы созданной им музыки. И какое имеет значение, что это движение не соответствует правилам дирижерской техники! Этот взмах руки впечатался в мою память.
Вспоминая виденные мною спектакли, я обнаружила странное свойство: мне вспоминаются жесты. Причем жесты и пластика, идущие как бы вразрез с
408
происходящим на сцене. С детства помню Гоголеву в "Макбете", когда она проходила через всю сцену в белом платье, с вытянутыми перед собой руками и странно терла друг о друга кисти. "Леди долго руки мыла, / Леди крепко руки терла./Эта леди не забыла/Окровавленного горла", - писал Ходасевич.
Помню странный танец Александра Лазарева в "Иркутской истории", помню трогательную, застывшую у портала фигурку Ольги Яковлевой с прижатым к груди бумажным змеем из "Месяца в деревне" - единственное, что у нее осталось, когда рабочие сцены уже разбирали декорации, а публика должна была расходиться по домам, но все сидели молча на местах...
Это жесты, выражающие определенное душевное движение. Точно найденные знаки, которые впечатались в мою зрительскую память.
Какое прекрасное пластическое решение нашла Алиса Фрейндлих в третьем акте "Макбета" (постановка Тимура Чхеидзе в БДТ), в сцене сомнамбулического сна. Здесь было прекрасно все: и уникальная интонация актрисы - то, что в профессии зовется "сотой интонацией", то есть то, что невозможно повторить; неожиданно лысый парик, и прекрасное запрокинутое молодое лицо мертвой леди Макбет, и едва проступающая улыбка на этом лице, когда к ее ногам кладут отрезанную голову Макбета.
"Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман..."
Правдоподобие копииста - это и есть "тьма низких истин", а облеченный в пластику обобщенный образ, то есть психологический жест, - возвышающий нас обман, который тем и прекрасен.
О точно найденном жесте писал и Михаил Чехов. У него: жест + окраска = чувство; жест + 2 (3, 4, 5 и т.д.) окраски = 2 (3, 4, 5 и т.д.) чувства. Просто "чувство" сыграть невозможно. Прикажите себе: я хочу
409
почувствовать то-то и то-то - ничего не выйдет. Нельзя захотеть по приказу. Но можно сделать "окрашенный жест", и воля мгновенно подчинится. Кстати, все глаголы в речи - это жесты, но они в душе. Это психологические жесты. Может быть психологический жест роли, отдельной сцены, всего спектакля - в музыке, в живописи и т.д.
Очень часто актер может сам чувствовать, но не знает, как эти чувства перекинуть в зрительный зал. Но ведь актер не может работать "для себя", как поэт например. В своих ранних ролях я приставала к знакомым: "Ну придумайте мне какой-нибудь жест!.." Сейчас жест, пластика вырабатываются сами собой. Импульс идет из головы, а там, еще до игры, должна вырисоваться стройная картина.
Найти точный пластический рисунок роли - половина дела. И необязательно для этого заниматься изнурительным спортом, как сейчас модно, - многие актеры думают, что все проблемы решат накачанные бицепсы. Но куда деть эти мышцы, когда нужно сыграть хилого, болезненного человека? Пластика роли рождается не извне, а изнутри. Но знать свое тело, манеру рук, сутулость плеч, длину шеи и т.д. необходимо.
У меня всегда в прихожей одну из стен занимало зеркало. Прихожая маленькая. А зеркало большое, чересчур, может быть, большое для того, чтобы взглянуть на себя, прихорошиться, подправить прическу. Похожие зеркальные стенки сооружаются в балетных классах, чтобы танцовщики могли корректировать движения и позы. Старая легенда рассказывает, что Федор Волков спустил последний кафтан, чтобы на вырученный целковый приобрести зеркало. Разучивая роли, он отрабатывал по нему мины и ужимки.
В наше время драматические артисты почти не репетируют перед зеркалом. Контролирующей инстанцией стал режиссер. Актерская самооценка не слиш
410
ком принимается во внимание: в ее объективность не очень верят. И в самом деле, актеры - люди, а человеку трудно быть к себе беспристрастным. И зеркало, как инструмент самоконтроля, корректировки ненужных жестов и постепенной, точно вырабатываемой пластики, является очень хорошим помощником.
Для каждой роли я по-разному тренирую жест и движение. В актерских работах мне нравится насыщенная пластика. Думаю, что речь и мимика без жеста, без пластического рисунка могут обескровить театр. Я люблю спектакли, в которых, не понимая смысла слов, я понимаю сюжет и намерения. А это можно передать только через психическую энергию, заключенную в пластике.
Итак, подытоживая все мои рассуждения об актерском труде, можно работу актера разделить на три основных этапа, как это и делали, кстати, много веков назад в японском театре "Но":
1) подготовка;
2) осуществление;