Бегущая строка памяти

терялись, их повели на кучу песка, который только что привезли для каких-то зоопарковских нужд. Дети обсыпали эту кучу, весело кричали, занялись делом. Они так могли играть целый день. Пришла служительница - стремительная, напористая, в грязном сером халате. Крикнула: "Вы что это песок портите! Разносите по всему зоопарку!" (дети играли очень аккуратно, воспитательницы следили). Прогнала. Детей построили парами. Пошли. Растянулись по всей аллее. Так и водили их уныло по аллее целый день - из-за погоды съемок не было...

Но если бы пришлось сыграть эту служительницу в большой роли, я бы меньше всего думала о том, что она злая. Как-то Саша Пятигорский, с которым меня в свое время познакомил Мераб Мамардашвили, развивая эту тему "плохой - хороший человек", заметил: "Добро сильнее зла - у них разные задачи: зло хочет непременно искоренить добро, а добру надо всего лишь самосохраниться". Я не знаю, сумел ли сохранить себя умнейший и добрейший Саша Пятигорский (он живет в Лондоне, и я его давно не видела), но это не значит, что он был всегда одинаков. Как это было бы скучно...

Я ненавижу любое проявление хамства, тупости, человеческой глухоты, фанатизма. Но играть в отрицательных ролях только эти черты - глупо. Недаром Станиславский говорил: играешь скупого - ищи, где он щедрый.

Любую роль, когда над ней работаешь, надо "облить слезами". Я люблю репетировать в лесу. Идешь одна, никто тебя не видит, повторяешь текст и плачешь, плачешь...

Вообще же всех актеров можно разделить на два основных типа: к первому относятся те, кто играет маску, один и тот же образ, ко второму - те, кто каждый

430

раз перевоплощается в новый образ. Я вовсе не хочу отдавать предпочтение какому-либо из этих типов. Допустим, Чаплин: его маска из фильма в фильм одинакова, но это гениальная маска. Перевоплощение всегда рискованнее. Даже у Смоктуновского, при всей огромности амплитуды его таланта, есть неудавшиеся, проходные роли в кино.

Естественно, что любая роль оказывает на актера влияние, внутренне меняет его на какое-то время.

...Впрочем, у Аверченко есть прекрасный рассказ на эту тему "Жена-актриса". Муж не мог понять, какой же характер у его жены: то она манерна, то естественна, то ребячливо-весела, то замкнуто-мрачна и т.д. И вот однажды, придя раньше обычного домой, он еще с лестницы слышит крик жены - она площадными словами распекала прачку, и муж подумал, что вот оно, истинное лицо его супруги. Но вечером на премьере он увидел ее в роли кухарки.

В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ...

"Свoero" дома я так и не создала. Свой конкретный дом, тот, в котором живу, - не люблю. Именно потому, что он не "свой". "Свой" же абстрактный дом, которого, наверное, никогда не будет, - люблю и иногда мечтаю о нем. О таком доме, в котором все располагало бы к душевному равновесию. Где уютной и "своей" была бы каждая вещь - от дивана до дверной ручки. У меня есть много любимых вещей, с которыми я бы никогда не рассталась, но вместе они не складываются в "дом". Поэтому иногда, особенно вечером, - огромное желание пойти в гости. В те дома, где есть такая гармония. На взгляд и вкус их хозяев, конечно. Но чувство гармонии и уюта передается от хозяев гостям, оно исходит от их покоя и вписанности в дом. Но таких домов в Москве для меня все меньше и меньше...

А праздников я боюсь. Это странно, потому что мало кто не любит праздников и приятных людей у себя в гостях. Но я боюсь даже не потому, что это связано с хлопотами, естественными для хозяйки, а на это часто нет ни времени, ни сил, - скорее потому, что после гостей наступает момент, когда уходит последний человек и наступает тишина, становится пусто...

Наверное, мы все-таки не умеем по-настоящему веселиться. Собираясь даже на праздники, люди приносят с собой груз повседневных забот, разговоры, которыми мы живем в будни, те же будничные мысли. Даже приходим мы друг к другу в будничных одеж

432

дах. Какой же это праздник? И, естественно, остаются на душе всякие "осадки", когда снова остаемся одни.

Как-то, когда кому-то из нас исполнялось 37 лет, мы задумали "вечер 37-го года" (этот человек родился в 37-м году). Должны были быть те же одежды, что в 37-м (как мы это знаем по рассказам и кино), та же еда, те же танцы... Такой театр для самих себя. Мы все много про это говорили, со знанием дела обсуждали, а "вечер 37-го года" так и не состоялся. Куражу не хватило...

Илья Авербах даже придумал фильм на эту тему, прорабатывал детали этого праздника, меню, музыку и распределил, кто кого должен был изображать. "А в конце вечера, - говорил он, - стук в дверь, и входит человек в энкавэдэшной фуражке..." Я помню, что никто не хотел быть этим человеком.