И тут он все вспомнил: Глэйд, гриверов, их жалящие иглы, Метаморфозу.
Застонав, он усилием воли заставил себя приоткрыть веки и увидел над собой пухлое лицо Чака, испуганно наблюдающего за ним. Впрочем, очень скоро глаза мальчика засветились радостью, и он расплылся в улыбке. Несмотря ни на что, несмотря на весь ужас, который ему пришлось пережить, Чак улыбался.
– Он очнулся! – закричал мальчик, ни к кому конкретно не обращаясь. – Томас очнулся!..
Звонкий крик мальчика заставил Томаса вздрогнуть; он снова закрыл глаза.
– Чак, тебе обязательно орать? Мне так погано.
– Извини. Я правда очень рад, что ты выжил. Скажи спасибо, что я тебя не расцеловал от счастья.
– Лучше не надо, Чак. – Томас снова открыл глаза и попытался принять сидячее положение, вытянув ноги на кровати и откинувшись на стену у изголовья. Все суставы и мышцы страшно ныли. – Как долго я провалялся? – спросил он.
– Три дня, – ответил Чак. – В целях безопасности тебя на ночь прятали в Кутузке, а днем опять переносили сюда. За все время нам раз тридцать казалось, что все – не выкарабкаешься. Но сейчас ты как огурчик!
Томас прекрасно представлял себя со стороны и знал, что выглядит отвратительно.
– Гриверы возвращались?
Восторг Чака угас в мгновение ока; он потупил взор и уставился в пол.
– Да. Схватили Зарта и еще двоих. По одному за ночь. Минхо с остальными бегунами снова прочесывали Лабиринт, пытаясь найти выход или что-то, к чему можно было бы применить тот дурацкий код, который вы обнаружили. Тухлый номер… Как думаешь, почему гриверы каждый раз забирают только одного шанка?
Томас почувствовал приступ дурноты – теперь он знал точный ответ и на этот вопрос, и на некоторые другие. Знал достаточно, чтобы понять, что иногда лучше чего-то и не знать.
– Найди Ньюта и Алби, – наконец сказал он. – Скажи, что надо созвать Совет. Как можно скорее.
– Ты не шутишь?
Томас вздохнул.
– Чак, я только что пережил Метаморфозу. Ты правда думаешь, что мне сейчас охота шутить?
Не говоря ни слова, Чак вскочил, пулей вылетел из комнаты и принялся звать Ньюта. По мере того как мальчик удалялся, его оклики делались все тише и тише.
Томас закрыл глаза и откинул голову назад, на стену. Затем мысленно позвал ее:
–
Некоторое время она не отвечала, но внезапно у него в мозгу зазвучал ее голос, да так отчетливо, словно девушка сидела рядом.
–
–
–
–
Она помолчала.
–
В груди у Томаса разлилось приятное, почти осязаемое тепло, и неожиданно для себя самого он даже приложил к сердцу руку.
–
–
Он помедлил.
–
–
–
Он уловил исходящее от девушки чувство досады, как будто у нее назрел целый миллион вопросов, но она не знала, с какого начать.
–
Томас молчал. Ему сейчас не хотелось с ней обсуждать этот вопрос. По крайней мере, до того момента, как он все хорошенько обдумает. Их единственный шанс выбраться из Лабиринта был сопряжен со смертельным риском.
–
Какое-то время оба молчали, явственно ощущая безрадостное настроение, исходящее друг от друга.
–
–
Прежде чем ответить, она долго молчала.
Слышать боль в голосе Терезы – а он отчетливо ощущал ее у себя в мозгу – было почти невыносимо.