Бей в кость

Да, было над чем подумать. Но десять минут истекали, а у Тарана еще не вызрело никакого путевого решения. Осталось всего ничего — минуты полторы. А Юрку еще все сомнения раздирали. Васку Луиш, конечно, был человек местный, в бою пощады не знал и был морально готов всех майомбе с кашей съесть — хотя бы в переносном смысле. Опять же явно смотрелся как революционный фанатик. А такие ребята редко бывают меркантильными. Их хлебом не корми — дай только кого-нибудь грохнуть во имя революции. Поэтому идея «кинуть и заработать» с этим фанатизмом не очень вязалась. С другой стороны, щепетильность камарад Луиша в вопросе о «пузырях», которые он начислил Болту за проигранные споры, показывала, что он, выражаясь языком основоположника марксизма, «всего лишь человек, и ничто человеческое ему не чуждо».

Между тем кое-кто уже принял решение. Фракция «северян-куропаточников» раскололась надвое. Агафон и Налим крутили пальцами у висков и обзывали Гребешка и Лузу «чудаками на букву „м“. Гребешок вопил, что он лучше сдохнет, но перед этим искупается, а Луза виновато басил, что ему кушать хочется. В танковых войсках был полный порядок. Там все дружно постановили сидеть на месте и, ежели что, раскатать эту деревню, как блин. Гвэповцы, как интеллигентные люди с высшим образованием, пришли к консенсусу и приняли согласованное решение: делегировать Васю Лопухина в качестве инспектора, а остальным покараулить ГВЭПы и прочее секретное имущество.

Совершенно неожиданно для Тарана ровно за минуту до срока начали разоружаться Ваня и Валет.

Вообще-то, поведение этих пацанов ему с самого начала казалось странным… и одновременно знакомым. Именно так вели бя люди, которых в свое время напоили порошком «331». То есть биороботы. Они вообще-то самостоятельных решений принимать не умели и действовали только по программам и прика-м. Почему же они сейчас засуетились?

Уже какое-то время спустя Юрка сообразил, что распоряжение Болта перед роспуском строя было для Вани и Валета не «информацией к размышлению», как для всех остальных, а двумя взаимоисключающими приказами. Видимо, на этот счет у них в мозгах было ясно записано: выполнять последний по времени.

Соответственно, раз последним прозвучало «через десять минут построиться без оружия и снаряжения», то «зомби», просидев девять минут спокойно, в течение десятой стали снимать оружие, дабы встать в строй тогда, когда приказывали.

Гребешок и Луза тоже покидали оружие, каски и броники в джипы и встали рядом с биороботами. Следом за ними прибежал Таран. Просто. за компанию, один бы ни за что не пошел. Последним явился Вася Лопухин, отдав свой действующий ГВЭП на хранение Богдану. Однако на шее у него висел какой-то прибор, похожий на CD-плейер.

— Так, — мрачно сказал Болт, оглядывая этих шестерых. — Число недоверчивых граждан в наших рядах явно превалирует. Лопухин, вы что с собой взяли?

— Спецприбор, — уклончиво ответил Вася. — Это не оружие и не средство защиты. Но оставлять его я никому не имею права.

— Пусть берет, — разрешил Васку Луиш. — Он на плейер похож, никому не помешает.

— Вопрос ясен! — констатировал Болт. — Значит, так. Я лично камараду Луишу доверяю от и до, но вынужден лишить себя возможности отдохнуть культурно, потому что надо кому-то поддерживать уставной порядок среди недоверчивых товарищей. Группа увольняемых, напра-а-во! Ведите, команданте!

Конечно, строевым шагом в колонну по одному они не пошли. Сошли с дороги и, провожаемые настороженными взглядами сотоварищей, двинулись к берегу озера. От Юрки не укрылось, что Вася Лопухин время от времени поглядывал на свой приборчик. Он явно опасался, что в этом райском уголке вот-вот появятся нехорошие люди, и этот приборчик, как представлялось Тарану, мог предупредить об их появлении.

Васку Луиш выглядел мрачновато и то ли старательно изображал всем своим видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, то ли действительно переживал вынесенный ему вотум недоверия.

— Командан, — Гребешок вряд ли знал французский, но обратился к Васку Луишу именно так, сэкономив две буквы. — Ты чо, обиделся, что ли?

— На дураков не обижаются, — проворчал тот. — Они еще завидовать вам будут.

— Ясное дело! — поддакнул Гребешок. — Так как насчет скупнуться?

— Купайтесь, я после вас. А то еще скажете, мол, после негра не полезем…

— Ну, не лезь ты в бутылку, Василь Лукич! — Гребешок похлопал команданте по плечу. — Все свои люди.

— Свои-то свои, — буркнул Луиш, — а болтаете уже как янки: «Где баксы?

Платить не хотят, отравить собираются!» Я, между прочим, до того, как русских увидел, всех белых ненавидел даже больше, чем майомбе. А тут надо же: люди как люди. Только белые. Меня, когда под Бенгелой ранили, в Луанде ваши лечили. Как за родным ходили: «Васенька-Васенька!» Нога перебита была — пришили, можно сказать. Хотя отрезать проще было. И в Москве, когда учиться послали — даже за спиной слова про «черноту» не слышал. И девчонки не шарахались, спрашивали: