Бейкер-стрит на Петроградской

О свободной любви писали в двадцатые годы многие. Л. Сейфуллина, например, в повести «Налет», или В. Вересаев — «Исанка», или Н. Огнев — «Дневник Кости Рябцева».

Нас же с Валуцким заинтересовала повесть Леонида Радищева «Казенное имущество». Я о ней уже упоминал.

Двадцатые годы, максимализм страстей, «wild west» по-советски — время, о котором многие режиссеры хотели снять кино.

Развивая острый, вестерновый сюжет повести, я параллельно представлял себе двух комсомольцев-фанатиков (он и она), начитавшихся Кампанеллы и утопистов, наслушавшихся Троцкого и леваков, поверивших их речам, которые призывали к свободной любви, к тому, чтобы все было общее: жены, кухни, постели и дети…

Мы мечтали сделать фильм о комсомольской ячейке, где живут по принципу свободной любви, провозглашенной Коллонтай, которая утверждала, что «сойтись с мужчиной — все равно что выпить стакан воды».

И вдруг точно гром среди ясного неба к этим комсомольцам-фанатикам приходит Любовь и поражает их разрядом высочайшего напряжения.

Они любят друг друга по-настоящему — по закону природы, а не комсомола.

Однако сценарий у нас с Валуцким не задался. Объединение отнеслось к нему кисло. Володя ушел с головой в сценарий «Города и годы» для Александра Зархи.

«Казенное имущество» развалилось…

Мой очередной «простой» нарушил телефонный звонок:

— Это Игорь Федорович Масленников?

— Да, я слушаю…

— С вами говорит Серафима Михайловна Юрьева — литературный секретарь Веры Федоровны Пановой…

Писательница Панова, известная в то время на весь Союз, была уже в преклонном возрасте и пользовалась услугами литературного секретаря.

— Вера Федоровна хотела бы предложить вам работу…

Юрьева поинтересовалась, не занят ли я как режиссер на данный момент. Я ответил, что свободен.

— Вера Федоровна хотела бы, чтобы вы поставили на «Ленфильме» экранизацию ее «Сентиментального романа», — заключает Юрьева. — Вы читали это произведение?

Панову я никогда раньше не видел и почти ничего не читал (правда, в молодости в университете мы проходили ее популярные «лауреатские» повести «Спутники» и «Кружилиха»). Мы договариваемся о встрече.

И вот я в гостях у Веры Федоровны. В просторном кресле передо мной сидит разбитая параличом старуха, полуслепая и полуглухая, с затрудненной речью, с четками в руках, в кружевной черной накидке и с крестом на груди.

Разговаривает трудно, глухо. Что мне отчетливо врезалось в память — поразительной красоты руки, лежавшие на подлокотниках кресла.

Мне предложены кофе и коньяк.

Она тоже пьет, неловко вытираясь бумажными салфетками и бросая их под стол.

Оказывается, «Сентиментальный роман» — любимая вещь самой Пановой. Она говорит мне о том, что сама хотела бы написать сценарий по этому роману и надеется, что я поучаствую в этом как кинематографист.

«Серафима, принесите-ка Игорю книгу», — обращается она к Юрьевой.

В суматохе найденную книгу Панова подписывает мне, и я ухожу убитый всем увиденным, с чувством тяжести и горя.

Была зима. Я еду в троллейбусе домой, раскрываю книгу и вижу, что там кроме дарственной подписи мне есть еще и подпись внучке. Мне стало совсем грустно…

Начав читать в холодном троллейбусе, я дома уже не мог оторваться. А там — двадцатые годы, комсомольцы… споры… любовь… более того — несчастная любовь!.. Зоя большая идет по жизни, по-своему поняв «свободную любовь»… И еще миллион мыслей! Я вдруг столкнулся с тем, о чем думал уже давно.

Сразу же возникли трудности. Панова написала роман-воспоминание, что всегда трудно переносить на экран. Лирический герой Севастьянов — только лирический герой, без характера. В кино это всегда невозможно. Описаны главным образом не события, а результаты этих событий. Самый драматичный персонаж — Зоя маленькая — все время в тени.

Хватаюсь за книгу о Пановой. В своей монографии известный литературовед Саша Ниноэ (мы учились с ним на филфаке) очень тонко подметил сходство «Сентиментального романа» с поэмой Маяковского «Про это».

Про это! Про это!!!

Еду к Юрьевой, хочу узнать, как Панова меня нашла, что за мистика?!

Все разъяснилось просто: Игорь Васильевич Таланкин, который дружил с Верой Федоровной после фильма «Сережа» и которого она очень уважала, из всех ленинградцев первым назвал ей меня — ему нравился фильм «Завтра, третьего апреля».

Выкладываю Вере Федоровне свои сомнения и опасения по поводу экранизации, делюсь прежними идеями — ей нравится. Оказывается, по поводу романа до меня к ней ходили многие режиссеры и сценаристы, но она всем отказала. «Они говорили о „перекличке поколений" и тому подобной ерунде», — сказала Панова.

Она ждала лишь Игоря Таланкина, но он все время был занят.

Вместе с Верой Федоровной мы написали большую, пространную заявку. Оставив заявку у нее, я уехал в Омск на фестиваль «Ленфильма» с «Гонщиками».

В четверг, первого марта, я возвратился в Ленинград.

Вера Федоровна в тот же день подписала нашу общую заявку, а в субботу утром, третьего марта, она умерла от мозгового удара…