Белая Бестия (СИ)

По крутым улочкам добрались до дома, где жила подруга Анны Софья Лозовская. Она оказалась у себя и очень обрадовалась Белоглазовой, бросилась обниматься. А потом всплеснула руками:

— Тебя же ищут! Все! Я читала в газетах.

— Потому к тебе и пришла. Поможешь временно у тебя укрыться?

— Конечно, только…

— Кто там, Софушка? — раздался из комнаты несколько раздраженный мужской голос.

— Муж болеет, — пояснила с горечью Софья. — Чахотка. Подхватил еще на Северо-западном фронте и с тех пор мучается. Мы здесь, в Грасе с ним познакомились. В аптеке, представляешь? Добрый, честный, очень порядочный человек.

— Не сомневаюсь. Я все поняла, Софья. Пойду.

Бекасов ждал на улице и с самого начала был против визита к Лозовской. «Сколько воды утекло. К тому же люди в эмиграции становятся совершенно другими, — говорил он. — Лучше снимем номер в маленьком горном отеле». Но Белоглазова очень хотела увидеть свою «кадетку», хотя и понимала, что Петр прав. Здесь, на чужой земле, люди заново пускают корни и многих через некоторое время просто не узнать. Однако она верила, что Софья осталась прежней — доброй, веселой, отзывчивой девчонкой. И теперь Анну больно резанули ее объяснения про больного мужа.

Она приобняла подругу, повернулась к двери. Сзади раздался еще один мужской голос, на этот раз твердый, без всякого раздражения.

— Так быстро уходите? Это просто невежливо, госпожа Белоглазова. А как же чашечка чая за воспоминаниями с подругой о московских боях с большевиками?

Обернувшись, Анна увидела за спиной Софьи высокого мужчину с орлиным носом. Одет он был в черный костюм, ослепительно белую сорочку, туго утянутую под овальным воротником, зеленым галстуком в мелкую, еле заметную голубую полоску. Под галстучным узлом красовалась золотая булавка в виде изломанной стрелы с белым прозрачным камушком на месте наконечника.

Самый шик по последней французской моде, — ухмыльнулась Анна. — И что это за франт? И тут же вспомнила описание Тужилина. Неужто, подполковник, но как он сюда попал? Ах, да, бывший сыскарь, понятно. Просмотрел ее досье.

— Имею удовольствие лицезреть самого господина Тужилина? — не без ехидства спросила Анна.

— Приятно беседовать с умной женщиной.

— Софья, зачем этот спектакль?

За Лозовскую ответил Юрий Михайлович:

— Не сердитесь на подругу, Анна Владимировна, это я упросил госпожу Лозовскую не говорить сразу, что я здесь. Хотел встретить вас, как бы неожиданно. Мало ли… Никак не могу отказаться от своих профессиональных привычек. Да теперь и не время от них отказываться. Что же господин Бекасов, внизу? Софья Аркадьевна, вы позволите пригласить в дом господина ротмистра?

Из комнаты с бархатными занавесками на двери, вышел улыбающийся мужчина в домашнем халате и с газетой в руках. В правый его глаз был вставлен золотой монокль с кожаным шнурком. Он поклонился:

— Позвольте представиться: подполковник Гольц Отто Августович. Немец по фамилии, русский по духу. Мои предки обосновались на московском Кукуе во времена Петра Великого. Под Варшавой в 1916 я попал в плен к бывшим соотечественникам, так они меня чуть на веревки не порезали, только разведчики генерала Маркова спасли. Царство небесное Сергею Леонидовичу, настоящий был русский офицер. Я вот часто думал, почему же мы, образованные, с чистыми помыслами люди, проиграли в битве лапотному мужику? И знаете, к какому выводу я пришел? Потому что мы не понимали своей конечной цели. А мужик понимал — освободиться от нас, кровопивцев. Вообще от всего освободиться. И от себя в том числе, начать новую жизнь с нуля. А мы ему мешали.

— Отто, — одернула мужа Софья, — перестань. Сейчас это ни к чему. Люди устали с дороги, хотят кушать. Извини, Анюта, за черствый прием. Не могла устоять под напором господина Тужилина.

Пригласили в комнаты топтавшегося внизу Бекасова. Все вместе ели французский луковый суп и пили чай с русскими пирогами. Начинку для них делала сама Софья — покупала на рынке лучшую говядину и яйца, делала фарш, добавляя в него лук и чеснок. О деле не говорили. Отто Августович рассказывал о своих военных приключениях, а затем неожиданно перешел на «провальную политику главы Третьей республики Гастона Думерга на международной арене». В конце своей речи Гольц сильно закашлялся, и Софья увела мужа в спальню. Как поняла Анна, чахотка была у него настоящей.

— Ну, вот и пришло время поговорить о важном, — сказал Тужилин. — Пройдемте на веранду. Там у хозяев замечательный маленький садик с видом на горы.

Сентябрь 1924, юг Франции, Прованс, Грас.

День выдался пасмурным. С гор наползли серые, клокастые облака, затянули как мокрой ватой Грас. Кафе «Веселый Жюан» находилось на узкой улочке, петляющей с нижней городской дороги до парфюмерного дома. Здесь же было много сувенирных лавочек, поэтому по улице всегда бродили толпы людей, оседая на уличной веранде «Жюана». Как, впрочем, и в других открытых тавернах по соседству.