Белая эмиграция в Китае и Монголии

По следам на земле обнаружилось их направление и каким строем они шли: по «три», т. е. тем строем, который был запрещен в нашей дивизии. Мне оставалось лишь одно: послать донесение генералу Резухину, по приказанию которого в тот же день я был сменен другим полком. В длинной беседе с истинным офицером и прекрасным человеком, генералом Резухиным, мы коснулись всех вопросов, недоговаривая лишь о конце всей этой истории для меня лично: расстрел казался неизбежным, и я приготовился к расставанию с жизнью, но дорогой ценой. Офицеры 1-й сотни горячо просили меня дать согласие на их план: вместе со всей сотней «драпануть» в Дальневосточную армию, расположившуюся по первоначальному плану и заключившую с большевиками договор о перемирии на станции Хадак-Булак. Я решительно и резко ответил отказом.

В один из вечеров раздался звон колокольчиков: барон приехал и остановился у генерала Резухина. Жутко вспоминать мое тогдашнее состояние. После полуночи явился от барона всадник комендантского эскадрона, требовавшего меня к себе. С этой минуты я весь напрягся, собрал все свое самообладание, постарался успокоить нервы, перекрестился и вышел из дома на улицу. Впереди шел всадник, но вел меня не к дому генерала Резухина, а в другом направлении. Я «водил вокруг себя глазами и ушами», прислушиваясь в полной тишине и темноте в станице к малейшему шуму, отстегнув кобуру револьвера, переместив ее по поясу к животу, чтобы быстрее вынуть, и даже немного вынул клинок шашки из ножен, как полагается это делать по предварительной команде «шашки вон».

Всадник вошел в дверь дома, и, всматриваясь по сторонам улицы, я вошел за ним, но она оказалась дверью на балкон, идущий вдоль всего дома со стороны сада, дверь же в дом находилась в конце. Вошел в коридор – темно, всадник открыл другую дверь, и, войдя в нее, я оказался в комнате; дверь за мной закрылась, всадник остался по ту сторону. Я увидел барона, рапортовал ему о приходе и, быстро осмотрев комнату, стал вплотную к стене, подальше от дверей и окон. Сидя на стуле с ногами (обычная его поза), он пил чай (тоже обычный напиток) и, быстро окинув меня стальным взглядом, сказал: «Рассказывайте». Ему нужно было всегда говорить коротко и ясно, и я в кратких словах доложил, будучи уверенным, что он все детали уже знает от генерала Резухина. «Сколько вы истратили?» – «165 рублей на подбивку подошв к сапогам всадников».

Перед выходом из Даурии в Монголию барон раздал пять мешков с золотыми русскими монетами, каждый в сумму 10 000 рублей, трем командирам полков и двум командирам батарей на расходы по усмотрению начальников частей. Жалованье выплачивалось, как и раньше, дивизионным казначеем по расчету: командир полка и батареи – 40 зол. руб., помощники – 35, командиры сотен – 30, младшие офицеры – 25, все унтер-офицеры – 15, всадники – 15 на двух. Деньги командирам были выданы без расписок, документов в расходовании их не требовалось – все строилось бароном на этике офицера. На мой ответ барон вспылил: «Вот оттого и сбежали у Вас, что Вы не «завели» людей, которым надо было платить, и Вы бы все знали, что делается».

На это уже я вспылил и сказал: «Ваше Превосходительство, я кадровый офицер и не могу подкупать своего солдата». Наступило молчание, барон встал и стал ходить по комнате. Висячая лампа стала качаться, я вдавился еще больше в стену и следил за каждым его жестом, вслушиваясь в тишину, царившую в доме и за домом. Вот-вот, мне казалось, войдут всадники комендантского эскадрона и меня схватят. Барон остановился передо мной почти вплотную, моя рука невольно потянулась к револьверу, он, видимо, понял мой жест, а может быть, мне показалось, что он заметил это (возможно, что сейчас мне это причудилось при воспоминании), но он быстро отошел от меня, сел на стул в своей позе и сказал: «Передайте 1-ю сотню Цыркулинскому, 4-ю разделите (между полками – так я понял)». – «Слушаюсь, куда прикажете передать обоз?» – «Тоже ему». – «Ваше Превосходительство, зачислите меня в какую-либо часть хоть всадником». – «Чего вы каетесь, я не Богородица, отправляйтесь к Цыркулинскому». Не получая разъяснения, я спрашиваю: «В качестве кого?» – «Советником». Решив до конца все выяснить, я еще задал вопрос: «Ваше Превосходительство, куда назначаете моего помощника по строевой части подполковника Кузнецова и адъютанта штабс-капитана Бенарадского?» – «Оставьте при себе».

Только теперь я почувствовал, как я был нервно напряжен, и от истраченной энергии и воли я почувствовал, что стал «обмокать» – почувствовал большую усталость. Спросил, могу ли уйти, и, получив разрешение, все же с осторожностью вышел на улицу и… ахнул. У самых дверей стоял командир 1-й сотни поручик Плясунов, около него я увидел своего вестового с моим конем, а вдоль заборов и домов по обе стороны улицы вся сотня на седлах. Оказалось, что вслед за мной подошла вся сотня к дому барона на случай, если со мной что-либо случится. Этот случай, конечно, не мог не дойти до барона, но он не давал повода думать иначе.