Лошадь, впряжённая в телегу, дрожала с такой силой, что оглобли ходили ходуном. На дороге лежали, утопая в грязи, тела. Вокруг валялись тряпки, втоптанные в чёрное месиво. Похоже, что люди ехали на поле Живых Мертвецов, а их ограбили и убили.
Рэн спрыгнул с коня, забрал у Выродка факел и склонился над телами. Молодая женщина: бледное лицо и застывшие глаза, устремлённые в небо. Горло перерезано, одежда залита кровью. В пяти шагах от матери лежала девочка, уткнувшись лицом в землю. Ей воткнули нож в спину. Нож забрали, но о ширине клина можно было судить по разрезу на стёганой кофте. Рэн присмотрелся к следам. Девочка умерла не сразу, барахталась и ползла к матери. Из-под телеги торчали босые ноги мужчины. Рядом стояли сапоги и валялись продырявленные башмаки…
Рэн выпрямил спину и уставился на мешок, кем-то оброненный между кустами.
— Они не могли уйти далеко. Найдите их!
Две сотни Выродков ринулись в лес, и всё вокруг наполнилось звуками: кони всхрапывали, кольчуги звенели, ветки трещали.
Чувствуя на себе взгляды Айвиля и Лейзы, Рэн всматривался в темноту. Если бы горы были рядом, он бы попросил горных духов обратиться в камни и преградить убийцам дорогу. Но вокруг только грязь, лес и небо.
Шум отдалился и стал еле слышен.
— Довезём их до ближайшей деревни, — проговорил Рэн. — Крестьяне о них позаботятся.
Рыцари уложили тела на телегу, укрыли рогожей и развернули лошадь. Наблюдая за ними, Рэн думал о человеке, который сидит сейчас в клетке и в толпе высматривает своих родных. Он умрёт от холода, голода и жажды, уверенный, что его бросили. Похоронили заживо.
Теперь шум приближался. Выродки выехали на дорогу и швырнули на землю двоих, одетых в гамбезоны. Один босой. Не успел сменить обувь.
Не пытаясь подняться, мужики озирались и скалились как волки. Одичавшие взгляды, кудлатые бороды, взлохмаченные волосы.
Рыцари рывком поставили их перед Рэном на колени.
— Лорд, смилуйтесь, — промямлил тот, что помоложе. — Как перед богом клянусь, никого и пальцем больше не трону.
Рэн вытащил из ножен меч. Лейза отвернулась. Айвиль свёл брови.
Мужики протянули к Рэну руки, поползли к нему на коленях:
— Помилуйте нас… Помилуйте…
Других слов они явно не знали.
Рэн снёс молодому убийце голову одним верным ударом. Следуя за движением меча, крутанулся вокруг себя и срубил голову второму мужику. Тот даже не успел понять, что происходит, — умолк, не закончив фразу. Рэн подождал, когда эсквайр вытрет клинок. Вложил его в ножны и, держась за высокую луку, взлетел в седло.
— Можно было отвести их в деревню, — проговорил Айвиль, с задумчивым видом почёсывая щетину на подбородке. — Там бы их судили и отправили на поле Мертвецов.
— Я их помиловал, — сказал Рэн и, расправив сзади плащ, движением бёдер послал коня вперёд.
Янара сунула Люте в руки скомканную нижнюю рубаху:
— Спрячь. Постираешь ночью, чтобы никто не видел.
Старуха кивнула:
— Никто не увидит, миледи. Не волнуйтесь.
Закрыв за ней дверь, Янара посмотрела на вторую служанку, суетящуюся возле кровати.
Люта и Лита — сёстры-близняшки — жили в замке с рождения. Прислуживали отцу герцогини, потом герцогине, матери Холафа. Последние три года скрашивали одиночество Янары. Вместе с ней вышивали и шили, тайком приносили книги из библиотеки и слушали раскрыв рты, как она читает. Обрабатывали на её спине раны после порки. Плакали, когда хотелось плакать ей, и пели, когда Мэриты отлучались из крепости.
Наблюдая, как Лита замывает пятно крови на матрасе, Янара подавила тяжёлый вздох. Глупо… Как же всё глупо и опасно! Если не сейчас, то через три — четыре месяца Холаф и его отец узнают, что она водила их за нос. Какое наказание ожидает её за ложь? Разденут донага и будут хлестать плетью, пока она не потеряет сознание. Потом сбросят в узилище под угловой башней. Так поступили со старостой одной из деревень, когда его уличили в обмане. В чём заключался его обман, никто не знал. Господа не посвящали слуг в подробности. Просто собрали обитателей замка во дворе и предупредили, что всякого, кто опустится до лжи, ждёт такая же участь. Люта и Лита догадались, что задумала Янара, и всё равно решили ей помочь.
Послышалось бренчание цепей. Стражники опускают подъёмный мост… Янара в ужасе приникла ухом к пергаменту, заменяющему стёкла. Неужели приехал Холаф? О, господи! Хоть бы не он! Холаф пренебрегал многими правилами, не отличался чистоплотностью и брал жену, когда хотел. Его вряд ли остановит ложь о беременности.
— Иди на лестницу, — велела Янара старухе. — Если господин надумает прийти ко мне, скажи ему…
Лита вытерла мыльные руки о передник, заправила под чепец седые космы и уставилась на хозяйку, ожидая окончания приказа.
Янара провела ладонью по лицу, не в силах сдерживать дрожь в пальцах:
— Беги на кухню и принеси нож.
Накинув одеяло на матрас, Лита ногой затолкала ушат с водой под кровать и с понурым видом покинула опочивальню.