Белая львица

Мартинссон шагнул было к двери, но опять остановился.

- Помнишь Петера Ханссона? - спросил он.

- Как же я могу его забыть?

- Сведберг звонил ему на днях, уточнял кой-какие детали из протокола допроса. И ненароком упомянул о краже из твоей квартиры. Воры обычно знают друг друга. Вот Сведберг и решил: попытка не пытка. Сегодня Петер Ханссон позвонил и сказал, что, кажется, знает, кто это сделал.

- Вот черт! - воскликнул Валландер. - Так, может, он устроит, чтобы мне вернули пластинки и кассеты с записями, а уж на аппаратуру можно наплевать.

- Потолкуй завтра со Сведбергом, - сказал Мартинссон. - И не засиживайся так долго.

- Я как раз собирался уходить. - Валландер встал.

Мартинссон, уже стоя в дверях, обернулся:

- Думаешь, мы его возьмем?

- Конечно. Конечно возьмем. Коноваленко от нас не уйдет.

- Я вот все думаю, в стране ли он.

- Мы исходим из того, что он здесь.

- А этот африканец без пальца?

- Коноваленко наверняка даст нам объяснение.

Мартинссон нерешительно кивнул.

- Да, вот еще что, - сказал он. - Завтра хоронят Луизу Окерблум.

Валландер посмотрел на него. Но ничего не сказал.

Похороны были назначены на среду, в два часа дня. До последней минуты Валландер сомневался, стоит ли ему идти туда. Никакие близкие узы не связывали его с семейством Окерблум. О женщине, которую будут хоронить, он узнал, когда она была уже мертва. Да и само присутствие полицейского могут истолковать превратно. Особенно если учесть, что преступник до сих пор не схвачен. Валландер и сам не знал, почему все-таки решил пойти. Может, из любопытства? Или от нечистой совести? Как бы там ни было, ровно в час он надел темный костюм, а потом долго искал запропастившийся куда-то белый галстук. Виктор Мабаша наблюдал за ним, пока он завязывал галстук перед зеркалом в передней.

- Я иду на похороны, - сказал Валландер. - Хоронят женщину, которую убил Коноваленко.

На лице Виктора Мабаши отразилось удивление.

- Только теперь? Мы стараемся хоронить умерших как можно скорее. Чтобы они не блуждали по земле.

- Мы не верим в привидения, - отозвался Валландер.

- Духи - это не привидения. Иногда я просто диву даюсь, что белые так непонятливы.

- Наверно, вы правы. А может, и нет. Может, все совсем наоборот.

И он ушел. Вопрос Виктора Мабаши вызвал у него досаду.

Не хватало только, чтобы этот чернокожий тип меня поучал, думал он. Куда бы он делся без меня и моей помощи?

Валландер припарковал машину поодаль от часовни, возле крематория, и, слушая бой часов, дождался, пока люди в черном исчезнут внутри. Только когда сторож собрался запереть дверь, он вошел и сел сзади. Человек, сидевший на несколько рядов впереди, обернулся и поздоровался. Это был репортер «Истадс аллеханда».

Потом заиграл орган, и в горле у Валландера тотчас встал комок. Похороны всегда были для него тяжелым испытанием. Он уже теперь со страхом думал о том дне, когда ему придется идти за гробом отца. Похороны матери одиннадцать лет назад по-прежнему пробуждали тягостные воспоминания: он должен был произнести у гроба короткую речь, но не выдержал и бросился вон из церкви.

Стараясь обуздать волнение, он разглядывал людей в часовне. Далеко впереди сидел Роберт Окерблум с дочками, одетыми в белое. Рядом - пастор Туресон, который должен был совершить погребальный обряд.

Внезапно у Валландера мелькнула мысль о наручниках, найденных дома у Окерблумов, в ящике письменного стола. Неделю с лишним он и не вспоминал о них.

Существует полицейское любопытство, выходящее за пределы непосредственного расследования, думал он. Долгие годы мы непрерывно копаемся в самых сокровенных людских тайниках, и, наверное, из-за этого с нами что-то происходит. Я знаю, эти наручники не имеют касательства к теперешнему расследованию. Не играют ни малейшей роли. И все же мне очень хочется выяснить, почему они лежали в ящике. Понять, что они означали для Луизы Окерблум, а может быть, и для ее мужа.