Белая масаи. Когда любовь сильнее разума

Оставив позади Маралал, наш лендровер выруливает на пустынную красную грунтовку. Через некоторое время мы въезжаем в густой лес с огромными деревьями, поросшими лианами. Лес столь дремуч, что и на два метра не заглянешь вглубь. Вскоре дорогу можно узнать лишь по колеям, оставленным шинами. Она заросла травой. С заднего сиденья мне мало что видно – я только чувствую, что тропа, похоже, очень крутая и покатая, это время от времени ощущается, когда я лежу на боку. Через час мы выезжаем из леса и упираемся в огромные валуны. Дальше не проехать! Но двое моих спутников выходят и освобождают дорогу от камней. Теперь машина медленно тарахтит по осыпному склону. Я понимаю, что цена не так уж и высока. Судя по тому немногому, что я вижу, я готова заплатить вдвое больше. Будет чудо, если мы доберемся живыми. Но благодаря водителю мы справляемся. Он настоящий ас.

Изредка попадаются хижины, дети, стада коз или коров. Я волнуюсь. Когда мы наконец приедем? Где-то здесь мой любимый или все усилия напрасны? Есть ли еще шанс? Я тихо молюсь. Мой спаситель, наоборот, очень спокоен. Наконец мы пересекаем широкое русло реки, и после двух-трех поворотов я замечаю простые хижины, а еще выше, на холме, огромное здание, выделяющееся на фоне окружающего пейзажа, как оазис – зеленое и красивое. «Где мы?» – спрашиваю Тома. «Вот деревня Барсалой, а там – недавно построенные дома. Но сначала узнаем, дома ли Лкетинга с матерью», – объясняет он мне.

Мы оставляем позади новое здание, и я поражаюсь окружающей его густой зелени, потому что здесь очень сухо, как в полупустыне или степи. Метров через триста сворачиваем на ухабистую дорогу и через пару минут останавливаемся. Том выходит и приглашает следовать за ним. Водитель остается ждать. Несколько взрослых и детей сидят под большим деревом. Мой спутник идет к ним, а я жду в сторонке. Все с любопытством смотрят на меня. После долгого разговора с пожилой женщиной Том возвращается и зовет: «Коринна, идем! Его мама говорит, что Лкетинга здесь».

Сквозь высокие колючие кусты пробираемся к хижинам, стоящим на некотором расстоянии друг от друга. Перед одной из них в землю воткнуто два длинных копья. Том указывает на хижину и говорит: «Он там». Я не могу пошевелиться. Пригнув голову, Том входит, я робко следую за ним. Его спина загораживает обзор. Но я слышу, как Том начинает говорить, а вскоре после этого раздается голос Лкетинги. Я уже не могу больше терпеть и протискиваюсь вперед.

То, как удивленно и радостно и даже как будто недоверчиво смотрел на меня Лкетинга в этот момент, я не забуду до конца своей жизни. Он лежит на воловьей шкуре в маленькой комнате перед очагом, в дымном полумраке, и вдруг разражается смехом. Том сторонится, и я бросаюсь в объятия Лкетинги. Мы долго не отпускаем друг друга. «Я всегда знал, что если ты любишь меня, то придешь ко мне в дом», – говорит мой масаи.

Эта встреча, даже скорее воссоединение, – самое прекрасное из всего, что могло произойти. В эту минуту я знаю: я останусь здесь, даже если у нас не будет ничего, кроме самих себя. Лкетинга от всего сердца говорит: «Теперь ты моя жена, ты остаешься со мной как жена самбуру». Я вне себя от радости.

Том смотрит на дело скептически и спрашивает, уверена ли я, что ему нужно возвращаться в Маралал одному. Здесь мне будет нелегко. Есть практически нечего, спать придется на полу. Пешком до Маралала тоже не добраться. Мне наплевать на все это, и я отвечаю: «Где живет Лкетинга, там и я могу жить».

На мгновение в хижине становится темно: это мать Лкетинги протискивается через узкий вход. Она садится напротив очага и долго смотрит на меня молчаливо и угрюмо. Я знаю, что сейчас решается наша судьба, поэтому не произношу ни слова. Мы сидим, держась за руки, и наши лица светятся. Если бы они умели генерировать свет, в хижине стало бы светло как днем.

Лкетинга говорит матери несколько слов, и я понимаю только mzungu или Mombasa. Его мать продолжает смотреть на меня. Она вся черная. Бритая голова красивой, правильной формы. На шее и в ушах цветные жемчужные кольца. Она довольно полная; огромная длинная грудь свисает с обнаженного торса. Ноги прикрыты куском грязной ткани.

Внезапно она протягивает руку и произносит: «Jambo». Затем следует поток незнакомых слов. Я смотрю на Лкетингу. Он смеется: «Мать благословила. Мы можем остаться с ней в хижине».

Том прощается, и я забираю из лендровера вещи. Когда возвращаюсь, вокруг хижины уже собралась большая толпа.

К вечеру слышен звон колокольчиков. Мы выходим на улицу, и я вижу большое стадо коз. Большинство из них проходит мимо, некоторых загоняют в терновый загон. Около тридцати животных подходят к середине утыканного шипами загона. Мать идет к козам с калебасой, чтобы подоить их. Полученного молока как раз хватит на чай, как я узнала позже. За стадом приглядывает восьмилетний мальчик. Он садится у хижины, жадно выпивает две кружки воды, с тревогой поглядывая на меня. Это сын старшего брата Лкетинги.