Второй танк уже ехал над водой, а пятый, и последний «Панцер» въехал на площадь. За ним шли армейские джипы, блокируя дорогу.
– Сейчас!
Денден схватился за верёвку колокола, и по всему городу разнёсся тревожный набат. А дальше началось светопреставление.
Все окна третьих этажей, выходящих на площадь, открылись, и сидящие за ними маки начали обстреливать толпу немецких солдат. В тот же момент прозвучала серия взрывов на мосту, от которых затряслась колокольня, и на Дендена и Нэнси посыпалась пыль. Денден кричал от радости. В небо взлетел огромный фонтан грязи и каменной пыли и осел на площади.
Когда пыль рассеялась, Нэнси увидела, что моста больше нет. Два танка лежали в реке на боку. Течение было сильным, и немцы с трудом выбирались из воды. Гаспар обстреливал их из своего укрытия. Те, кому удалось пересечь реку и выбраться, уже побросали оружие и стояли на берегу, подняв руки вверх. Они были слишком напуганы, чтобы помогать своим тонущим товарищам.
Денден снова вскрикнул. Базуки стреляли по «Панцерам». Башенный пулемёт одного из них развернулся и стал стрелять по мясной лавке на первом этаже здания. С невероятным грохотом каменная кладка рухнула на площадь прямо на немецкие войска, находящиеся под домом. Люди начали кричать на командира танка. Затем с противоположной стороны площади в танк прилетели ещё две гранаты, и люди отхлынули от него, как волна. Из щелей обшивки повалил дым. Значит, Рене успешно добрался до второй позиции.
Крики становились всё громче. Пехотинцы бились об стены, бросали оружие на землю, словно оно жгло им руки. Кто-то падал ниц. Нэнси посмотрела на юг. Форнье приводил в порядок хвост колонны, собирая отставших и машины, которые ещё даже не дошли до города. Она узнала его по походке. На груди у него висел «Брен», на спине – винтовка, и он разговаривал с человеком, который шагал рядом. Немцы шли с поднятыми вверх руками, а их оружие валялось на дороге.
– Всё, хватит, – прошептала она, затем моргнула и покачала головой. – Денден, достаточно. С ними покончено.
Он перестал размахивать верёвкой, и звон прекратился. Ливень пулемётных очередей стих, превратившись в редкую дробь. Где-то раздавались щелчки. Вскоре стихло всё. Они оттащили мешок с песком от люка, и Нэнси медленно, неуверенными шагами спустилась вниз. Лодыжки снова начали кровоточить, и только сейчас эта боль пробилась через туман у неё в голове. На площади она не заметила ни одного гестаповца. Может, они были в машинах? Или разведка ошиблась. Господи, как ей надоели эти качели сомнений и надежд.
Денден шёл за ней мимо тел на лестнице и у двери. Они ступили на площадь. Река осталась у них за спиной. Тардиват уже выстраивал немецких офицеров отдельно и давал задание своим собрать немецкое оружие. Маки повалили из домов, направив свои винтовки на съёжившееся войско.
– Мои поздравления, маршал Уэйк, – сказал Тардиват, подойдя к ним.
Нэнси блуждала взглядом по телам – здесь было несколько маки и гораздо, гораздо больше немецких пехотинцев, сложивших голову на этом поле боя. Но ни одного гестаповца она не видела. Сколько всё длилось? Три минуты? Пять?
– Как только разоружите их, организуйте похороны, – поручила она. – Мэр выжил? – Тарди кивнул. – Хорошо. Спроси его, где их лучше похоронить. Размести офицеров в полицейском участке или в шато.
– Нэнси! За спиной! – услышала она голос Форнье.
Она развернулась. Немецкий майор. Он подошёл с реки, как страшное привидение, и стоял в трёх метрах от неё, прицелившись.
Выстрел. Нэнси вздрогнула, но боли не почувствовала.
– Нет! Ребята! Со мной всё в порядке. Посмотрите на меня! Мы это сделали!
Она шла по лезвию ножа. У маки бурлила кровь, и среди них не было ни одного, кто бы не видел сожжённую ферму друга или не потерял родственника. Они все слышали истории об убитых женщинах и детях, о дикой жестокости гестапо в эти последние месяцы. Но нет. Не сейчас. Она не может допустить, чтобы они разбили немцев и сразу превратились в них же.
Нэнси влезла на танк, откуда все могли её видеть.
– Маки! Слушайте меня! Эти люди – ваши пленники. Вы победили! Вы выиграли, вы освобождены. Франция свободна! Войска, захватившие вашу страну, – у ваших ног, просят пощады. Будьте людьми!