Белая мышь

Она продолжила ныть на полтона выше.

– Как ты можешь, Анри? Как ты можешь марать нашу семью этой грязной австралийской шлюшкой?

Это уже слишком, даже у братской любви есть пределы. Анри взял сестру за локти, поднял с кровати и с решительными видом повёл к двери.

– Габриэль, если ты ещё раз позволишь себе говорить о моей жене таким образом, больше ноги твоей в моём доме не будет. Если бы мне нужно было отдать мои деньги, мой бизнес, мою дражайшую семью в обмен на один час в компании Нэнси в самом низкопробном баре на Монмартре, я бы это сделал не задумываясь. А теперь вон отсюда.

Она поняла, что перегнула палку, и сменила тон на умоляющий.

– Я же только о твоём благе волнуюсь, Анри, – успела она сказать до того, как он захлопнул дверь у неё перед носом.

Слава богу, она не знает о том, что Нэнси работает на Сопротивление. Иначе она навострила бы когти и не откладывая побежала в гестапо, подгоняемая смесью ненависти к Нэнси и жадности до обещанной награды.

Он вернулся к зеркалу и пригладил волосы. Друзья говорили ему, что с началом войны он словно помолодел. Ему не хотелось отвечать им, что это они резко постарели. Не хотелось обижать их, верных своим женам, и объяснять, что это Нэнси, юная беженка из далёкой страны, дала ему смысл и надежду. Да, их подкосил шок от поражения Франции, эвакуация британских частей из Дюнкерка, а затем и ужасающий разгром французского флота в Мерс-эль-Кебире у берегов Алжира, приказ о котором отдал сам Черчилль. Под обстрелом британцев тогда погибли более тысячи французов. Это событие стало величайшим потрясением для его сограждан, многие вернулись в свои дома, а немцы теперь пребывали в уверенности, что вся страна принадлежит им. Но это не так. В конце концов Франция встанет с колен. Нэнси заставила его поверить в это. Какой бы была его жизнь без неё? Он вздрогнул. Жизнь была бы адом и серостью.

А ещё Нэнси дружила чуть ли не со всеми контрабандистами на Ривьере. У них на столе всегда было свежее мясо, которым они делились с друзьями, у которых не было ни связей, ни денег. За последний год Анри не мог вспомнить ни дня, когда они с Нэнси ели одни.

В дверь постучали.

– Что? – резко спросил он, решив, что сестра собралась с духом и хочет нанести последний удар.

Внутрь, как кошка, скользнула Нэнси. Она пробыла в доме всего каких-то десять минут – и вот её волосы уже завиты и убраны наверх, обрамляя сердцевидное лицо, вишнёвая помада оттеняет белую напудренную кожу, а голубое платье облегает и подчеркивает округлые формы груди и бёдер.

– Теперь ты всегда будешь так приветствовать меня, когда я буду стучать в твою комнату, Анри?

Он пошёл ей навстречу с сияющими глазами, но она выставила вперёд руку.

– Не порти мне вид, чудовище! Я просто хотела сказать, что уже готова стать добропорядочной женщиной. Если, конечно, тебя не отговорила Габриэль, – подмигнула она ему. – Признаюсь, я только что видела, как она сморкается внизу в платок, и поняла, что у неё ничего не вышло.

Он положил руки ей на бёдра, ощущая, как движется её тело под тонким шёлком, но от поцелуя воздержался.

– Как ты могла куда-то уйти сегодня, Нэнси? Посреди этого ада! В день собственной свадьбы!

Она тронула его за щёку.

– Прости. Не рычи на меня, Старый Медведь. Это было важно – по крайней мере, для меня. Сейчас-то я дома.

– Ты видела новые плакаты с обещанием сотни тысяч за Белую Мышь? Похоже, твой фокус с освобождением пленных из Пюже не прошёл незамеченным.

– Это того стоило, – сказала она, аккуратно снимая с бёдер его руки, чтобы не помять тончайший и невероятно дорогой шёлк. – Теперь эти мужчины смогут принести пользу. Хотя один британский лётчик вёл себя, как шило в заднице. Всё время жаловался, что кормят плохо и в квартире тесно. И это притом, что мы все, рискуя попасть под расстрел, спасали его несчастный зад.

Анри отошёл от неё. Габриэль часто рассказывала ему про женщин, которых он мог выбрать себе в жёны, – красивых, элегантных, послушных француженок. Тихие домоседки, они бы прилежно вели хозяйство, но, когда он думал о Нэнси, её горячем темпераменте, резкости, отказе поддаваться на угрозы, остальные женщины переставали для него существовать. Она боролась против всего мира в ближнем бое, как профессиональный боксёр. Смешение этих образов – побитого амбала и красивой молодой женщины в голубом шёлковом платье с яркой помадой на губах – рассмешило его и вызвало недоумевающий взгляд Нэнси.

– Имя «Белая Мышь» не подходит тебе, Нэнси. Ты – львица. Ну что, пойдём поженимся?

Он надел смокинг, и она подошла к нему поправить галстук. От её тёплой кожи пахло духами Шанель.

– Да, месье Фиокка. Пойдём.