Белая тишина

Полковник повернулся, встретился с любопытными, растерянными глазами офицеров и кивнул головой.

— Приглашайте.

В дверь, пригнув голову, вошел высокий широкоплечий человек, с неброским, но красивым русским лицом, больший голубые глаза смотрели из-под мохнатой шапки.

— Я командующий партизанской армией, Тряпицын, — представился вошедший густым голосом.

— Я полковник Виц, — встал из-за стола полковник. — Положите свой револьвер на стол.

Тряпицын усмехнулся еле заметно, будто хотел напомнить полковнику, что он явился в штаб белогвардейцев для переговоров, а не расстреливать офицеров. Он вытащил из кобуры маузер и сказал:

— Полковник, ваше оружие должно лежать рядом с моим.

Офицеры переглянулись. Полковник чуть помедлил, вытащил свой изящный браунинг и положил на стол рядом с тряпицынским маузером.

— Я явился в штаб, чтобы предложить вам сдаться, — прогремел голос Тряпицына в наступившей тишине. — Вы отрезаны от главных сил, от базы. Положение свое вы сами знаете, партизанские силы тоже вам известны. Предлагаю вам сдаться без кровопролития, если сдадитесь добровольно, могу гарантировать жизнь тем офицерам, которые не запятнали себя кровью рабочих, крестьян, женщин и детей.

В избе стояла такая тишина, что стал слышен скрип под ногами часового, прохаживавшегося под окнами. За перегородкой, в своей половине, купчиха Кетова о чем-то вполголоса говорила с дочерьми.

— Сопротивляться бесполезно, вам нет пути из Мариинска, все дороги вам заказаны, — повторил Тряпицын.

— Да, вы совершили неожиданный глубокий маневр, которому позавидует не один военачальник, — сказал полковник. Он явно льстил командующему партизанской армией, но умышленно сказал вместо «полководец» «военачальник»: полковник Виц хоть и признавал свое поражение, но не видел в Тряпицыне глубокого стратега.

Полковнику Тряпицын казался неопытным пловцом, вдруг оказавшимся в сфере действия могучего водного потока, которого поток потащил за собой безудержно, безостановочно. Пловец только старался удержаться на поверхности воды, а чтобы не показаться смешным, принимал отчаянные попытки обогнать водный вал.

— А над вашим предложением — подумаем, — добавил полковник. — Через час получите ответ.

Полковник направился в соседнюю комнату, за ним удалились все офицеры за исключением ординарца полковника. Ординарец убрал со стола револьверы и стал прохаживаться по избе. Тряпицын снял с себя полушубок, остался в френче, перепоясанный ремнями. Он, как и ординарец, не знал, чем заняться. Он вдруг вспомнил совещание с командирами партизанских отрядов, жаркий спор с ними, как они отговаривали его от визита к Вицу, как советовали не рисковать собой.

«Какой может быть риск? Что они могут со мной сделать? — думал Тряпицын, оглядывая избу. — Они зажаты с двух сторон. В тайгу им не податься: снег глубокий, да офицерье не может жить в тайге. Силы партизан превосходят их силы в несколько раз. Солдаты бегут, казаки недовольны. Что же тут думать? Сдаваться — и только».

Тряпицын вытащил часы, взглянул на них и положил обратно в карман френча. Из-за дверей, куда удалились офицеры, неслись приглушенные голоса.

Он опять вспомнил партизанских командиров, одного, второго, третьего — все они не хотели, чтобы командующий сам шел на переговоры, да еще без охраны, без предварительной договоренности о встрече. Все они предлагали себя в парламентеры. Храбрые командиры — ничего не скажешь. Но как они тут повели бы себя? Как разговаривали с полковником? Разве они смогли бы произнести такой эффект, какой произвел Тряпицын? «Я, Тряпицын! Командующий!» Как гром среди бела дня! А если бы пришел кто другой. «Я, Иванов». А кто ты Иванов? Откуда родом, какого звания? Нет, конечно, тогда полковник не побледнел бы, как при встрече с ним, у офицеров не вытянулись бы лица, не округлились глаза. Шутка ли, явился сам Тряпицын. Один, без охраны. Ночью. На всю жизнь запомнят, кто такой бывший грузчик Яков Тряпицын!

Прошло полчаса. Время ползло медленно, но Тряпицын, занятый своими мыслями, не замечал этого. Ординарец расхаживал по избе, изредка поглядывал на Тряпицына и молчал.

Голоса за дверью замолкли. Опять наступила тишина. Скрипел снег под ногами часового под окнами, купчиха Кетова все еще переговаривалась с дочерьми.

Дверь в соседнюю комнату растворилась, вышел полковник Виц, за ним офицеры.

— Сдаться мы не можем, — твердо проговорил полковник.

Тряпицыну сперва показалось, что он ослышался, он повторил про себя каждое слово полковника, наконец понял смысл ответа и побагровел.

«Сволочи! Ну, погодите, гады, завтра-послезавтра я вас в порошок сотру. Самому Тряпицыну не хотите сдаваться? Ну, хорошо!»

— Ответ окончательный? — спросил он, стараясь не выдать своего гнева.

— Да.