Белая тишина

В штабе Кирба с Богданом получили боевое задание, присоединиться к отряду Семена Павлученко, который действовал в районе крепости Чныррах.

Получив задание, друзья вышли из штаба и направились в дом, где они квартировали. По дороге им встретился доктор Харапай.

— Охо! Вот это командиры! — воскликнул Василий Ерофеич. — Здравствуй, здравствуй, крестный, здравствуй и ты, командир. Наслышан я о ваших подвигах.

Кирба с Богданом улыбнулись, они часто слышали от партизан похвальбу, и им приятно было услышать то же от доктора Харапая.

— Значит, воюете? — вместо похвальбы строго спросил Харапай.

— Воюем, — растерянно ответили друзья.

— Вы воюете, а мне что делать?

— Лечить раненых.

— Были бы раненые! Вы не умеете воевать, вы некультурно воюете.

Ошарашенные Кирба с Богданом растерянно переглянулись.

— Да, некультурно! Вы воюете по-варварски!

Кирба с Богданом по поняли, что значит воевать по-варварски, — слово это они услышали впервые. Но вспыльчивый Кирба, вкусивший славу, почести, не выдержал и выкрикнул:

— Мы по-партизански воюем! Понял?

— Как это понять?

— Храбро воюем, как Тряпицын воюет. Вот как!

«Да, Яков Тряпицын сделался культом», — подумал доктор.

— Храбрость — это хорошо, но зачем вы замораживаете своих противников? — спросил Василий Ерофеич. — Говорят, это ваша затея, замораживать японцев.

— Как замораживать? — спросил Богдан.

— Вы их окружаете и ждете, пока они не превратятся в льдины. Так?

— Ну и что? Мы воюем как хотим, — сказал Кирба.

— Разве так можно, японцы народ южный, они не привычны к морозам, а вы применяете новый вид войны, Ай, как не хорошо.

— Кто их сюда звал, пусть уходят.

— Это верно, но воевать не по законам нельзя. Вы там замораживаете, а мне потом их приходится лечить. Это хорошо? Приводят их, руки, ноги, уши, щеки, носы — все обморожено. — Василий Ерофеич расхохотался. — Ну, молодцы, ребята! Честно скажу, молодцы!

Кирба с Богданом переглянулись, они не поняли, что доктор Харапай только что их разыгрывал, а теперь поздравил их за находчивость, за военную смекалку.

Василий Ерофеич налил в кружки обжигающий чай. Богдан взял кружку, поднес ко рту и начал дуть. Он не мог избавиться от видения — перед глазами сидел в кошевке Федор Орлов и смеялся: «И от тебя передам привет». Потом он хлопнул его по плечу и засмеялся: «Вместе, значит, паря. Нам, бедным людям, надо всегда быть вместе».

Что-то горячо продолжал говорить Василий Ерофеич, не менее горячо поддерживал его Кирба, но Богдан не слышал их слов, он будто находился в том сонном состоянии, когда одновременно видишь сон и слышишь голоса разговаривающих.

«Вместе, значит, паря… И от тебя передам».

Богдан поднес к губам кружку — чай остыл. И Василий Ерофеич повел Кирбу с Богданом пить чай. Жил он рядом с большим длинным домом барачного типа, где теперь лежали больные, раненые, обмороженные партизаны. Небольшая изба была разделена на три части, одну из них занимал Василий Ерофеич. Кирба с Богданом разделись в прихожей, но ремни с револьверами, гранатами и винтовками захватили в половину Василия Ерофеича.

Доктор жил по-походному, в его комнате стояла деревянная кровать, стол, заваленный книгами, и два табурета.

Василий Ерофеич попросил хозяйку приготовить чай, сел на кровать.

— Молодцы, ребята, хорошо воюете, заставили врагов попрятаться в городских домах да крепостных казематах. Японцы на вас жалуются и белогвардейцы. Они называют партизанскую войну «варварской». Они говорят, что партизаны не признают правил войны. А сами они признают эти правила? Помнишь, Богдан, Федора Орлова? Он был назначен парламентером и направлен в Николаевск. И вот Орлов — парламентер, неприкосновенный человек, не вернулся из Николаевска. Они убили его.

— Ну, теперь им не будет пощады! — воскликнул пораженный Богдан.

— Всех будем убивать, не будем больше морозить! — сказал Кирба.

Хозяйка испуганно заглянула в дверь, в руках ее блестел самовар. Василий Ерофеич жестом пригласил ее. Женщина поставила недовольно ворчавший самовар на стол, принесла свежий каравай хлеба, три кусочка сахара.

Из госпиталя за Василием Ерофеичем пришла санитарка, и он заспешил. Кирба с Богданом тоже стали одеваться.

— Итак, друзья, до встречи в Николаевске, — сказал Василий Ерофеич, прощаясь с молодыми командирами.

Он обнял друзей и своей скорой походкой направился в госпиталь.

— Я буду таким же умным, сердечным человеком, как Харапай, — сказал Кирба, глядя влюбленными глазами вслед Василию Ерофеичу.

Кирба вытащил часы, поглядел на стрелки, потом на солнце и стал заводить. Он каждый раз, когда вытаскивал часы, заводил их. Богдан тоже взглянул на свои часы, короткая стрелка замерла на цифре два, длинная подходила к тройке.

— Полдень, до ночи доберемся до того берега, — сказал Кирба.

Он сверил свои часы с часами Богдана, на его часах короткая стрелка замерла между двойкой и тройкой, а длинная приближалась к девятке.

— Почему-то у нас часы по-разному показывают, — сказал он. — Почему, ты не знаешь?

Богдан тоже не знал, почему часы у них показывают разное время.

— Солнце показывает полдень, — ответил он.