Белая вода

Он вызвал ее номер из памяти телефона и ждал ответа с трепещущим сердцем и неловким ощущением подъема в паху, испытывая чувство волнения и сладостного предвкушения.

— Если вы правильно набрали номер, то знаете мое имя, — пропело ее холодное контральто. — Говорите.

— Госпожа?

— Командор?

— Э-э, я получил ваше послание.

— Надеюсь, все хорошо, — холодно сказала она.

— Да, все нормально, насколько возможно в нынешней ситуации.

— Испытания продолжаются?

— Э-э, да, но сегодня вечером произошел еще один инцидент.

— Ты должен рассказать мне об этом во всех подробностях.

Это было не вежливое приглашение, а жесткий приказ.

— Буду рад.

— Лично.

— Это было бы замечательно. Мне принести с собой что-нибудь?

Ее голос сочился презрением.

— Принеси свою покорность, червь!

И она повесила трубку.

Он сменил мятую пижаму на глаженый костюм и помчался по спящему городу к месту, известному ему под названием Храм.

Храм был открыт. Он вошел в холл, миновал огромную двойную дверь, с обеих сторон которой танцевали варварские скульптуры женщин с обнаженной грудью, пухлыми губами, соблазнительными бедрами и множеством рук. В приемной он снял с себя всю одежду.

Его мужская плоть уже вздымалась. Он тяжело сглотнул и подошел к зеркальной двери, прозрачной с одной стороны. Он видел свое отражение. С той стороны, он знал, смотрит на него она. Он чувствовал испепеляющий взгляд ее синих глаз.

— Ты готов переступить порог моей обители? — услышал он сквозь стекло ее холодный голос.

— Да, Госпожа.

— В таком случае прими позу приближения.

Он бухнулся на руки и колени, а потом пополз к двери, открывая ее головой.

И вполз в комнату, похожий на удирающего краба.

Он не отрывал глаз от натертого пола, зная, что наказание за иное поведение будет суровым, а еще слишком рано ждать, что на него обрушится телесное наслаждение.

Когда голова его уперлась в ботинки с каблуками-кинжалами, он остановился, и один ботинок поднялся и медленно впечатал острие в его голую спину.

— Рассказывай, — произнесла она без интонаций.

— Что рассказывать, Госпожа?

— Рассказывай, что случилось сегодня вечером, что так взволновало тебя.

— Во время испытаний на нас напоролось еще одно американское судно. Из соображений безопасности пришлось от него избавиться. Корабля и команды больше нет.

— Очень мудро.

— Никто никогда не узнает.

— Кроме тебя, меня и всех участников, — саркастически уточнила она. — Сколько это всего лиц?

— Полагаю, человек тридцать, но все предупреждены.

Он стал заикаться.

— Тридцать человек, посвященных в тайну, которая может разрушить твою карьеру, если не жизнь. Если один процент этой группы расскажет каждый одному человеку, какая это будет утечка?

— Значительная, — признал он.

— Какая?

— Катастрофическая.

— Вот теперь лучше.

Из ее голоса исчез резкий сарказм, но сам голос вряд ли стал мягче.

— Это хорошо известная аксиома, командор. Сообщая тайну одному человеку ты должен считать, что сообщил ее троим. Потому что большинство людей чувствует потребность поделиться с тем, кому они доверяют, а те доверятся своим конфидентам, и через несколько шагов твоя тайна уже не тайна, а сплетня.

— Смысл искажается при пересказе.

— Думаю, что настало время переходить на другой уровень.

— Возвышение?

— Я читала результаты опросов по твоему рейтингу. Они падают. Это падаешь ты.

— Я, как всегда, открыт вашим безжалостным советам. Госпожа.

— Конечно. Как может быть иначе?

Она вдавила ему в спину острый каблук, и в ту же секунду толстая плеть из кожи буйвола — он ее не видел, но слышал запах кожи — развернулась в ее невидимой руке и тяжело опустилась ему на голову, как блестящее морщинистое щупальце.

— Я вижу, что тебя надо убеждать.

На самом деле это было совсем не так, но у него были более срочные потребности. Плеть уже сворачивалась в напряженное, тугое кольцо неразряженной энергии.

— Все, что повелите, Госпожа.

— Я повелеваю — боль!

И плеть полоснула его по спине, как обжигающий и жалящий поцелуй.

Его лицо было прижато к черному полу. Затвердевшая плоть горела, подвернувшись на одну сторону под тяжестью извивающегося тела. Потом он увидит на ней ожоги от трения. Он любил эти ожоги. Они были как почетные медали.

Она стегала его безжалостно, постоянно повторяя:

— Ты возвысишься. Ты восстанешь, и ты будешь повиноваться.

— Я буду повиноваться.

— Повиноваться безоговорочно!

— Я буду повиноваться безоговорочно.

Опустившись перед ним на колени, она вздернула вверх его голову за потные волосы, вплотную приблизив к нему свое женственное лицо. Ее глаза горели, как бриллианты синего льда, а золотистые волосы разлетелись облаком, обрамляя совершенный овал лица, еще более совершенный от шелковой маски домино. Губы блестели кровавым сиянием. Они пульсировали ее влажным и доверительным дыханием в дюйме от его уха.

— Я скажу тебе, что ты должен сделать...

Глава 11

Томаззо Теставерде умел выживать. С ранних дней, когда он лихо воровал рыбу с телег и корзин рыбаков в оживленных доках Кингспорта штата Массачусетс, и до дня, когда собрал команду на свой первый траулер, он выживал при самых невероятных обстоятельствах.