Белая вода

— Рыбаки США, промышляющие в международных водах рядом с Британской Колумбией, вылавливают их в рекордных количествах. Они присваивают себе следующее поколение лосося раньше, чем оно успеет родиться. Присваивают нашу еду, нашу жизнь и наше будущее!

— Проклятые мерзавцы! — выкрикнул кто-то в толпе.

Гилберт Хьюгтон повернулся на голос. Это был типичный рыбак из Британской Колумбии. Но его лицо было выкрашено белым, а посредине был вляпан ярко-красный, как свежая кровь, кленовый лист Канады.

Хьюгтон подавил улыбку. Подсадная утка. Таких здесь было немало. Их рассыпали в толпе, чтобы телекамеры их не пропустили.

— В Атлантике мой предшественник принял меры, чтобы остановить тресковый кризис. Он был хорошим человеком, но слишком поздно начал действовать. Я принял меры, чтобы остановить лососевый кризис. За это меня подвергли грубой и несправедливой критике.

В толпе снова засвистели, но были и возгласы одобрения. От людей с выкрашенными лицами.

— Какой же смысл оберегать нерестовые реки Британской Колумбии, если идущую в них рыбу вылавливают, разделывают и пожирают еще по пути? Эта рыба родилась в Британской Колумбии. Она возвращается в Британскую Колумбию. Это не тихоокеанская рыба, а канадская. И в качестве таковой она заслуживает — нет, она просто требует нашей защиты!

Последние слова министра вызвали гул одобрения даже у тех рыбаков, которые сгрудились в центре толпы с плакатами «Объединенный профсоюз рыбаков и работников рыбной промышленности против вмешательства федеральных властей».

— С этого дня я брошу все силы, всю мощь моего министерства на защиту наших лососей. Может быть, уже поздно спасать осетровых, но лососевых мы еще можем спасти и спасем. Мой обет всем канадцам — победа будет за нами! Мы победим ко дню Победы!

Толпа зажглась. Она заорала. Выкрики и свист, вначале такие громкие, заглушили одобрительный рев толпы. И хотя они не стихли, операторы телевидения фиксировали только выкрики одобрения и поддержки в адрес Гилберта Хьюгтона, министра рыбного хозяйства, будущего премьер-министра Канады.

— Победа ко дню Победы! Победа ко дню Победы!

Сойдя с импровизированного помоста в громоносные аплодисменты своих соотечественников, Гилберт Хьюгтон был перехвачен своим помощником, зажавшим в руке мобильный телефон.

— Это вас, сэр.

— Не сейчас, — отмахнулся министр. — Я ошалел от популярности.

— Она говорит, что на ее звонок вы ответите.

— Она? Надеюсь, это не моя жена?

— Нет, сэр. Определенно это не ваша супруга.

Зажав одно ухо ладонью, Гил Хьюгтон вернулся к своей машине, закрыл дверь и ответил на звонок.

— Я должна видеть тебя, — послышалось хриплое контральто, от которого у министра перехватило дыхание.

— Это не так просто. Я сейчас в Британской Колумбии.

— Знаю. Я все видела.

— И вы одобряете?

— Я требую твоего присутствия, ничтожный червь.

— Да, Госпожа, — ответил Гил Хьюгтон с лицом, перекосившимся от страдания и удовольствия — двух чувств, доставлявших ему равное блаженство.

Господи, как эта женщина умеет заставить его корчиться от радости и желания!

— Я прямо к вам, Госпожа, — доложил он.

Отключив связь, он заметил, что его рука находится в карманах брюк, как у испорченного мальчишки.

Глава 50

На этот раз стюардессы рейса «Эр Канада» в Оттаву были не просто индифферентными, а откровенно враждебными.

— Вы должны пройти в хвост самолета, — заявила одна из них Римо и порвала его посадочный талон на место у окна.

— Почему?

— Потому что вы янки.

— Я американец, — возразил Римо. — И горжусь этим.

— Вы, янки, много о себе понимаете. Вырвались из Британской империи и с тех пор нас за людей не считаете.

— А разве мы в двух мировых войнах не таскали для вашей империи каштаны из огня?

— Это другое дело, — вмешалась вторая стюардесса. — Вы делаете вид, будто сами эти войны выиграли. А на самом деле вы влезли под конец и всю славу себе присвоили.

— Вот это точно! — поддержала ее первая.

— Янки приходят на готовенькое! — кричали ему вслед пассажиры, пока он шел в хвост по проходу. Кто-то ругал американское пиво и телевидение, коварные и низкопробные, развращающие добропорядочных канадцев.

Римо точно не понял, что из них коварно, а что низкопробно, но ему это было все равно.

Проходя мимо сидевшего над крылом мастера Синанджу, Римо сказал одними губами:

— Меня ткнули в конец салона.

— Янки-пудель, — шепнул в ответ Чиун.

— А тебя не тронули.

— Превратности войны.

— А как насчет сокрушить мерзких рыбных спекулянтов из Канады?

— Я собираюсь держать язык за зубами, пока эта хилая птица снова не сядет на землю, — вполголоса сказал Чиун, — и тебе советую делать то же самое.

— Чудесно, — проворчал Римо и пошел на свое место.

Когда самолет взмыл в воздух, Римо с головой погрузился в чтение журнала. Он назывался «Маклинз» и был дешевым чтивом, изданным какими-то старыми козлами в кожаных нарукавниках на твидовых пиджаках.

Ни выпить, ни поесть Римо не предложили.

Когда обслуживающая этот конец самолета стюардесса снова покатила вперед свою тележку, ничего ему не предложив, Римо сказал ей вслед.