Белинский

Придавая огромное значение идее отрицания, Белинский развивает ее на другой философской основе, чем в первый период своих исканий. Предпосылки отрицания он ищет теперь не в абстрактном идеале, а в действительности. Его первые попытки в этой области связаны с разработкой эстетической теории и относятся к концу «примирительного» периода. В своей статье «„Горе от ума“. Сочинение А. С. Грибоедова» (в конце 1839 г.) Белинский заявляет о праве писателя изображать не только положительные, но и отрицательные стороны жизни. Эти отрицательные стороны он называет «призрачностью», или «призрачной действительностью», противопоставляя ей «разумную действительность». К «разумной действительности» он относит все то, «в чем только есть движение, жизнь, любовь», к «призрачной» — «все мертвое, холодное, неразумное, эгоистическое» (3, 3

, 438). Главным для него в «разумной действительности» в противовес мертвой «призрачности» является движение, жизнь, т. е. развитие. Первую он толкует как утверждение жизни, а вторую — как отрицание жизни. Уже в некоторых статьях тех лет критик начинает применять понятие призрачности к общественному строю России.

Деление явлений жизни на «разумные» и «призрачные» помогло Белинскому правильнее понять гегелевскую формулу о действительном и разумном. Если в годы «примирения» он понимал под «действительным» все то, что есть, то в новый период своего творчества он дает ему более глубокое толкование. В 1841 г. он пишет: «…что действительно, то разумно, и что разумно, то и действительно: это великая истина; но не все то действительно, что есть в действительности…» (3, 4

, 493). По существу критик приходит к мысли, что отжившее, неразвивающееся является неразумным, недействительным и обречено на гибель.

Для Белинского это не только философская абстракция. Он все более и более убеждается в «неразумности», в «недействительности» крепостного строя России, в необходимости его отрицания, уничтожения. Он размышляет над возможностью революционного преобразования страны. Как диалектик, он понимает, что для отрицания существующего строя необходимы объективные предпосылки, что без них революция невозможна. Он с горечью констатирует, что в крепостной России такие предпосылки еще не созрели, и характеризует свою эпоху как переходную. Белинский пишет П. Н. Кудрявцеву: «…я принадлежу к несчастному поколению, на котором отяжелело проклятие времени, дурного времени! Жалки все переходные поколения — они отдуваются не за себя, а за общество» (3, 11

, 521). В письме к В. П. Боткину он называет «истинно трагическим» положение современного ему русского общества, «принужденного тернистым путем идти… к очеловечению» (3, 11

, 526).

Но вместе с тем критик предвидит, вернее, угадывает, что этот «тернистый путь» ведет к ликвидации крепостничества. Он ищет и находит симптомы его отрицания. Белинский еще не может обосновать это отрицание материалистически, но он вскрывает те сдвиги в общественном сознании, которые предвещают грядущие перемены. В этом отношении особый интерес представляет его работа «Речь о критике А. Никитенко». Белинский констатирует появление «демона сомнения», «духа неуважения», скептицизма по отношению к старым воззрениям. Он пишет: «Во времена переходные, во времена гниения и разложения устаревших стихий общества, когда для людей бывает одно прошедшее, уже отжившее свою жизнь, и еще не наставшее будущее, а настоящего нет, — в такие времена скептицизм овладевает всеми умами, делается болезнью эпохи» (3, 6, 333). Имея в виду прежде всего Россию, Белинский указывает, что такое состояние умов находит яркое отражение в искусстве и в критике. Они определяются духом времени и являются «сознанием эпохи»: искусство есть «сознание непосредственное», а критика — «сознание философское». К последней русский мыслитель относит критику не только искусства и литературы, но и науки, истории, нравственности и пр. Так, Вольтер был критиком феодальной Европы, добавляет Белинский, явно намекая на формирование антикрепостнических идей в России.