Наконец запах привёл Джавэну к чулану. Истэнджор предпринял безуспешную попытку, дурачась, увести жену от опасного для него и двух женщин места. Она отодвинула защёлку и распахнула скрипучую дверь.
На полу лежала девушка. Длинные каштановые волосы, на лице мягкий подчёркивающий естественную красоту макияж; вечернее платье, туфли на высоком каблуке, рядом миниатюрная дамская сумочка. В том, кто она такая и что делает в чулане у Джавэны не было никаких сомнений. Вот только она то ли спит, то ли Истэнджор со страху быть застуканным с нею убил её?
– Кто это такая?
– Это воровка,– солгал Истэнджор, воспользовавшись бесчувственностью Серпины.– Я вырубил её при попытке забраться в наш дом.
Джавэну как будто устроило это объяснение.
– Не ври, мерзавец,– сказала Серпина, стремительно приходя в себя.– Я его любовница.
– Это ты не ври!– возмутился Истэнджор.– Между нами ничего такого не было.
Серпина, поднявшись с пола, кивнула на Джавэну.
– Только эта дамочка нам и помешала. Иначе было бы такое…
– Предатель!– Джавэна усавилась на мужа полным ненависти взглядом.
– Джавэна,– взмолился Истэнджор,– только не бери, пожалуйста, нож.
«Нож,– вспыхнуло в голове обманутой жены,– вот то, что удовлетворит мои к этому ничтожеству чувства».
– Джавэна, нет!– закричал Истэнджор, когда жена быстро и решительно направилась в кухню.
Всё напрасно. Её уже ничто не могло остановить.
– Дура!– закричал он тогда на Серпину.– Я же говорил тебе: уходи, иначе она нас убьёт. Прячся теперь! Прячся!
Вот тут-то Серпина испугалась не на шутку. Её прямо-таки охватила паника. И всё же в этом, молопригодном для мышления состоянии она сообразила, что лучшее укрытие от убийцы можно найти только за пределами этого дома.
Но Джавэна оказалась быстрей. С тесаком в руке, мало чем отличающимся от мачете, она преградила Серпине дорогу к входной двери. Чудом увернувшись от длинного и острого лезвия движением наотмашь, метившим ей в живот, Серпина юркнула в ближайшую комнату, где всей своей массой навалилась на захлопнутую дверь.
«До тебя я ещё доберусь, потаскуха!»,– подумала Джавэна, увидев в проёме другой комнаты мужа.
Истэнджор отлетел назад, когда Джавэна с разбегу налетела на дверь, которую он, захлопнув тоже пытался удержать собственноручно. Ещё бы! Она сейчас пребывала в состоянии приступа буйнопомешанной, когда силы по меньшей мере удваиваются. Он делал всё, чтобы спастись. Уворачивался от то и дело рассекающего воздух ножа, отбивался в ручную и попадающимися под руку предметами, и всё же Джавэна его достала. Он почувствовал в области печени пронзительную боль, затем жар, хлынувшей внутрь и наружу крови, у него помутилось в глазах, как в помещении с переизбытком углекислого газа стало не хватать воздуха и наконец он упал на пол.
Будучи пока ещё целой и невредимой Серпина оставалась последним шансом на разрыв цепи, которая раз за разом приводит этих троих людей к кровавому финалу.
– Серпина,– умоляюще заговорил Истэнджор,– не дай себя зарезать. Иначе завтра твоё и моё убийство повториться вновь. Беги, Серпина. Беги.
Дрожа от страха, Серпина не слышала тихий от немощи голос Истэнджора. Она даже не заметила, что в комнате, где она пыталась спастись от расправы есть другой вход. Из него-то и появилась Джавэна.
Истэнджор слышал отчаянную мольбу Серпины о пощаде, потом визги обороняющейся девушки и, наконец, страшно стихающий хрип смертельно раненного существа.
Джавэна вышла в коридор из двери, оборону которой ещё несколько минут назад держала Серпина. Истэнджор видел как её безумные глаза убийцы обретают совершенно иное направленное против себя безумие.
– Джавэна,– взмолился Истэнджор,– хотя бы ты не делай с собой ничего страшного. Поверь мне, тебя не посадят на электрический стул за двойное убийство. Завтра мы проснёмся в новом дне. И будем жить так же замечательно, как прежде. В противном случае всё повторится: мы вернёмся в нынешний день, и ты опять убьёшь меня, Серпину и покончишь с собой. Живи, Джавэна, живи. Заклинаю тебя всем святым: живи.
Громче голоса разума Истэнджора в голове Серпины звучал голос её безумия. Чем стать жертвой смертного приговора, лучше самой наложить на себя руки. Она распахнула окно, забралась на подоконник, и когда макушка её головы стремительно провалилась за нижний карниз, для Истэнджора настала бесчувственная тьма.
27 мая-9
Истэнджор проснулся опустошённым. Поражения в битве за лучшую долю вымотали его настолько, что он уже готов был задрать перед своей бедой лапки в гору. Весь день он ходил как в воду опущенный, осознавая отдалёнными отделами мозга, что никогда прежде не знал такого скверного настроения.