Белладонна

Двенадцать коек. Свободны одна-две, и то изредка. Все женщины разные, и все требовали от меня постоянно включённой головы. Одно дело – роды принимать, руками работать. Принял, ребёнка сдал педиатру; мамашу, если надо, подштопал, и в послеродовую на отходняк. Вот ты и герой. А тут, в патоложке, тихо. Ходят «вскорости мамочки», животами-аэростатами покачивают, тапочками шуршат. Снаряды вроде как не рвутся: здесь невидимый фронт. Диагнозы разные – ни одного простого. Оно и понятно: палата патологии беременности. Все с осложнениями. По сопутствующим заболеваниям – такие букеты, что диву даёшься. Пришлось, вместо былого геройствования, тихо лезть в учебники, освежать в памяти терапевтические дисциплины. Если недавно я был швейным роботом, то теперь дорога мне лежала прямиком в роботы-аускультаторы и роботы-пальпаторы25. Ну и, понятно, кроме фонендоскопа на шее, в левом кармане халата поселился акушерский стетоскоп, – а торопливый цокающий звук сердцебиения плода стал для меня самой чудесной музыкой.

Однако выматывало всё страшно. После завершения утреннего обхода и почти вплоть до вечернего я курсировал по маршруту «патоложка – ординаторская – кабинет зава – лаборатория – ординаторская – патоложка» во всех возможных направлениях многовершинного графа. Осмотры, назначения, анализы, кардиограммы, рентгенограммы, беседы с родственниками пациенток… Присел за стол? Заполняй истории и бумаги – до писчего спазма. А, самое главное, ещё и подумать надо. Разработать план ведения. Учесть все привходящие. Скорректировать назначения. Одна больная на сегодня готова? Молодец, доктор! Переходи к следующей! Их у тебя – дюжина, как на подбор! И всех нужно держать в голове, иначе швах.

– Таскать вам, не перетаскать! – измывался надо мной Джинни.

Маша в понедельник утром ушла в терапию в главный корпус, ненавязчиво освободив меня от своего присутствия. То, что произошло между нами, мы не обсуждали. Я старался её избегать. Подвига не вышло: я не мог быть Ласточкиной, а не быть ей – не мог тоже.

Талова мне больше не помогала. Половину времени сидела в родзале, другую проводила на приёме в женской консультации. То, что она исчезла с орбиты, облегчило мою участь. Активная коррекция избытков тестостерона, неутомимо еженощно проводимая Конфетой, шла на пользу. Морок потихоньку спадал. Теперь при виде Наталы-Талы у меня не скребли спину холодные мурашки, не колбасило угрозой приапизма низ живота, – и больше не лезли в голову всякие глупости.

Совершенно неожиданно я влюбился. Мою любовь звали Аристарх Андреевич Берзин. В его кабинете я бывал по многу раз на дню. И каждый раз летел туда на крыльях. Вместо того чтобы поиздеваться над невеждой, Берзин усаживал меня за стол в своё кресло, сам перемещался на диван, доставал фирменные «любительские» – и начинались чудеса. Он внимательно выслушивал меня по каждой больной. Очень внимательно, не перебивая. Потом закуривал, и:

– Ты допустил ошибки: здесь, здесь и вот здесь! – его рука парила, выделывая чудны́е кульбиты, как будто принадлежала виртуозному Стравинскому, развлекающемуся с палочкой за дирижёрским пультом. – А теперь я расскажу тебе, почему ты прокололся.

Стройно, логично, шаг за шагом излагал мне весь ход моих собственных мыслей. Откуда же ему известно, как именно и что именно я думал? Поначалу я удивлялся, но вскоре перестал. Проницательность Берзина, похоже, родилась вперёд него. А, когда он рассказывал, я сразу понимал, почему именно – я допустил ошибку, где именно – я сбился с пути.

– Вот видишь, – улыбался Аристарх, – ты ошибся вовсе не по глупости и, боже упаси, не по лености. Это не твои варианты. Ты ошибся, – он загибал пальцы, – из-за торопливости, из-за невнимательности и… – он делал паузу – … из-за поверхностности суждений. К счастью, в отличие от глупости и лени, эти недостатки можно вылечить.

– В нашем деле, – продолжал Берзин, – само акушерство иногда отступает на второй план. Ведь, будем честны с собой, акушерство – профессия, в общем-то, не врачебная, а фельдшерская. Акушерство само по себе – это ловкость рук. Хорошо набив руку, врачом быть вовсе не обязательно. Это знаешь, – он мечтательно разглядывал потолок кабинета, – как в Америке. Там есть, допустим, хирурги, которые оперируют, а есть бригада, которая делает первичный разрез, а потом ушивает операционное поле. И все эти гаврики – без врачебных дипломов.

– Не может быть!

– Ещё как может. Просто они там за бугром в специализациях продвинулись гораздо дальше нас. И давно врубились, что есть вещи, на которых задействовать сверхспецов вовсе не обязательно.

– Тогда для чего нужны врачи в акушерстве?!