Белладонна

– Да-а-а!.. – проорала она точь-в-точь в тональности пыточного звонка телефона, – да-а-а, знаю. Да-а-а, всё остальное потом, я занята, не отвлекайте меня!.. – швырнула трубку, промазала; трубка, болтающаяся на закрученном проводе, долбанулась об стол. Выругавшись под нос, «Кумирова О.О.» водрузила несчастную трубку на рычаги.

– Да-а-а!.. – не меняя интонации, проорала она мне…

Вскоре я вместе с назначенным мне «куратором», миловидной устало выглядящей неопределённых лет докторшей по имени Валентина Ивановна, шёл по коридору отделения.

– Вы надолго?

– На четыре дня. Я, вообще-то, в роддоме работаю.

– Ах, у Аристарха Андреевича? Интересно вам там? – Я кивнул. – Через полчаса введу вас в курс дела. А пока посидите в ординаторской, хорошо? Чаю вот попейте, если хотите.

В ординаторской штук пять шумных голосистых матрон, шурша свёртками со жратвой и гремя чайными бадьями, как раз готовились приступить к ритуалу, составлявшему, очевидно, смысл их жизни в предлагаемых обстоятельствах. За двумя самыми дальними столами, склонившись над историями болезни, скорбно корпели Таня Лисенко и Вера Грязнова. Не обращая внимания на остекленело вылупившихся на меня тёток, я, словно монтировка солидол, пропорол комнату, нацеливаясь прямо на Лисёнка:

– Выйти можешь? – Она кивнула.

– Тань, – взял я её под руку в коридоре, – пойдём, покурим.

– Пойдём.

Мы вышли из корпуса и медленно двинулись по асфальтированной тенистой дорожке в сторону домика главного врача. Дойдя, уселись на «масонскую» лавочку.

– Я не буду, – покачала головой Таня, – а ты кури. – Я кивнул и чиркнул спичкой. Спичка сломалась, горящая головка прилетела мне прямо на штаны. Я хлопнул по ней ладонью, обжёгся. Чиркнул второй.

– Тань, это что за кромешный пиздец такой?

– Это отделение терапии, Миш.

– Нет, Тань, это не отделение, это пиздец.

– Ладно, тогда пусть будет пиздец.

– Лисёнок, как вы тут выживаете?

– Зря ты так. Доктора хорошие… в основном. Помогают.

– А это… – я замялся, подбирая выражение, всё-таки Танька женщина, – …чудовище?

– Ольга Олеговна? – «Говна!.. говна!.. говна!..», взвыл мелкомстительный Джинни. – Ну, какая есть.

– Ладно. Прости, если чего не того сказал. Что-то я Машу не видел.

– Так она с сегодняшнего дня в хирургии.

– Понял, – понуро вздохнул я. – А вы с Грязновой застряли, что ли?

– Ну, мы ж в терапевты собираемся. Нам по профилю.

Из административного корпуса вышел, весь с головы до пят облаченный в свежую, видать, ещё ни разу не стиранную джинсовую пару «леви стросс», мой новый знакомец – золотозубый Колян. Увидев меня, радостно замахал и двинулся в нашу сторону. Я с улыбкой поднялся навстречу. Таня, как и положено даме, осталась сидеть, с интересом разглядывая незнакомого фигуранта.

– Миша, прывэ-э-эт! – признаться, крепкое искреннее рукопожатие меня порядком взбодрило. И правильно, не всё же на свете – дерьмо. «Говна, говна, говна!», на бис включился Джинни. – Как дила, Миша?

– Коля, отлично!

– Ну и харашё-ё-ё, – обрадовался Колян. – Здра-а-а-стуйтэ! – поклонился он Лисёнку.

– Ой, простите, – спохватился я. – Николай. Татьяна.

Колян галантно раскланялся. Таня, едва заметно улыбнувшись, потупила взор. – Не верю! – возопил мой «карманный Станиславский».

– Ваап-шэ-та я нэ Николай…

– А как правильно? – стрельнула неотразимыми глазёнками с поволокой Таня Лисенко.

– Никогайос, – серьёзно пробасил Колян, неожиданно нежно глядя на Лисёнка. – Эта тожа Николай, но па-армянскы.

– Поня-ятно! – снова улыбнувшись, протянула Лисёнок. – Приятно было познакомиться, Николай, – и протянула изящную тонкую ладошку.

Колян бережно заграбастал ладошку с тонкими наманикюренными пальчиками сразу всеми двумя здоровенными волосатыми лапищами; внезапно смутился, отпустил и сделал шаг назад.

– Ну, так мы пошли, Никогайос? – добила и так неспособную к сопротивлению жертву красотка Танька.

– Да…да…да сывыданийа! – только-то и смог выдохнуть Колян.

В палате воняло сыростью, старостью, мочой и скорой смертью. Входящие-выходящие бабушки то и дело хлопали никому не нужной дверью, сидели-лежали на скрипучих кроватях с продавленными сетками, облезлыми мышками сновали в межкроватных проходах, протирали бесполезные очочки, завязывали-развязывали ветхие застиранные косынки, читали старые газеты, сосредоточено жевали пряники, мыли под умывальным краном вставные зубные агрегаты, украдкой доставали спрятанные в тумбочках иконки… Я же почти окаменел подле стены, слился с ней, погрузившись в картины отчаянного безнадёжного последнего дня уходящего Вавилона.

– Ну вот, Михаил Владимирович, – выведшая меня из забытья Валентина Ивановна смотрела выцветшими, некогда карими глазами, – вот наши с вами пациентки. Вы уже ознакомились с историями?

– Да, Валентина Ивановна. Вопрос можно?