Белларион. Жатва.

В довершение ко всему Оттоне Буонтерцо собирает армию, намереваясь вторгнуться в герцогство и извлечь максимальную выгоду из смуты. Его, Фачино, умоляют немедленно вернуться и возглавить защиту Милана.

И ты, как верный слуга, готов броситься выручать своего господина. Ты заслужил, чтобы Буонтерцо еще раз, как и год назад, выпорол тебя. И если ему это удастся, то уж он-то не упустит своего шанса стать герцогом Миланским. Он настоящий мужчина, этот Буонтерцо.

— Он будет герцогом Миланским только через мой труп, Биче, — улыбнулся Фачино. — И если это все-таки случится, постарайся не упустить возможность стать герцогиней — выйди за него замуж. Будь уверена, он укажет тебе, какое место должна занимать супруга в доме.

Все в спешке пообедали и через час были готовы к отъезду. Они отправились налегке, в сопровождении лишь нескольких слуг да двух десятков улан; рота швейцарцев под командованием Вернера фон Штоффеля и весь их багаж должны были прибыть в город на другой день.

Но в последний момент Фачино, пребывавший в задумчивости с тех пор, как встал из-за стола, отозвал Беллариона в сторону.

— У меня есть к тебе поручение, мой мальчик, — сказал он и достал из-за пазухи сложенный вчетверо пергамент. — Возьми десяток всадников и скачи во весь дух в Геную к Бусико, наместнику французского короля. Ты вручишь это письмо лично ему в руки. Теперь слушай: в нем изложена моя просьба нанять тысячу французских кавалеристов. Я готов заплатить за это хорошие деньги, но он жадный малый и может запросить больше. Я наделяю тебя полномочиями удвоить сумму, указанную в письме, — на этот раз я не намерен рисковать, имея дело с Буонтерцо. Но не дай Бусико заподозрить, что мы в отчаянном положении, иначе он взвинтит цену до небес. Скажи, что мне нужны люди для карательной экспедиции против взбунтовавшихся миланских вассалов.

Они обнялись и расстались. Уже садясь в крытую карету, предназначенную для поездок в непогоду, графиня поинтересовалась:

— А где Белларион?

— Он не едет с нами, — ответил Фачино.

— Почему? .. Ты решил оставить его в Аббиатеграссо?

— Нет, для него есть другое дело. Я отправил его с поручением.

— Какое дело? Какое поручение? — встрепенулась она, и ее обычно сонные глаза ожили и округлились.

— Оно не представляет для него опасности, — отрывисто бросил Фачино и, чтобы избежать дальнейших расспросов, вонзил шпоры в бока своей лошади.

— Эй, там, поехали! — прокричал он, выезжая в голову их маленького каравана.

Когда они прибыли в Милан, уже сгущались сумерки, тысячи горожан, каким-то образом узнавшие о возвращении Фачино, собрались на главной площади приветствовать его. Никогда прежде Фачино не видел такого искреннего выражения восторга и признательности со стороны миланцев, доведенных до отчаянья упорными слухами, что даже он, Фачино, не выдержал и бросил их на произвол судьбы и маниакального Джанмарии с его приспешниками.

Фачино был единственной надеждой горожан, в большинстве своем гибеллинов, и его появление в тяжелую минуту, когда со всех сторон грозила опасность, вселило в их сердца радость и надежду, возможно, преувеличенные, но от этого не менее искренние.

Но, въезжая в Старый Бролетто, Фачино поднял голову и встретился взглядом с герцогом, угрюмо наблюдавшим за ним из одного из окон. А за его плечом он успел заметить мрачное лицо делла Торре.

Они пересекли двор Арренго и остановились во дворе святого Готардо, и Алипранди, не гибеллин, а гвельф, бросился к ним, чтобы взять поводья лошади Фачино.

Фачино, в свою очередь, поспешил к карете и помог графине выйти.

Ему показалось, что она опиралась на его руку сильнее обычного, и, когда она подняла к нему лицо, он увидал, что оно было мокрое от слез.

— Ты видел! Ты слышал! — приглушенным, но от этого ничуть не менее взволнованным тоном произнесла она. — И ты еще сомневаешься? Ты все колеблешься?

— Я не сомневаюсь и не колеблюсь, — ответил он. — Я знаю свой путь и не сворачиваю с него.

Она издала звук, похожий на всхлипывание.

— А те, в окне? Джанмария и остальные — ты заметил их?

— Да, но я не испугался. Им не хватит мужества воплотить свою ненависть в дела. И, кроме того, я нужен им.

— Ты думаешь, так будет всегда?

— Давай поговорим об этом, когда ситуация прояснится.

— Тогда может оказаться уже поздно. Сегодня твой звездный час, Фачино, неужели ты не видишь этого?

— Честно говоря, пока я не увидел ничего нового — ни на улицах, ни во дворце. Идем же, синьора.

И разъяренная графиня, беря его под руку, мысленно прокляла день, когда она вышла замуж за человека, по возрасту годящегося ей в отцы и оказавшегося, ко всему прочему, еще и глупцом.

Глава V. МИЛАНСКАЯ КОММУНА[71]