Беллатор

– Ну, это когда не делаешь уроки, а учитель забывает о домашке.

Меня это улыбнуло:

– Почти. Но я о другом. Чистое везение заключается в том, что нам попался дом восьмой номер

– И что в этом особенного? – спросил Аартур, не отрываясь от карты.

– Восемь у китайцев – счастливое число. Если не ошибаюсь, то восемь на китайском языке звучит одинаково со словами богатство и процветание. Если, конечно, Википедия не врет.

– Хах, а я думал, восемь – это символ бесконечности, – задумчиво ответил Аартур, когда мы наконец оказались перед нужным нам домом.

С виду дом был похож на маленький храм или обитель монаха. Плитки черепицы, покрывающей крышу, были гармонично согнутыми, будто их нарисовал искусный художник, работая тонкой кистью. Все было в духе китайской архитектуры. Каждое здание этой деревни была на уровень выше земли, поэтому к ним прилагались лестничные площадки. Где-то они были высокие, а где-то пару ступенек.

С первого раза дверь открыть не получилось. Я попробовал потянуть за ручку – дверь не поддалась.

– Тяни сильнее, – посоветовал Аартур.

Замков вроде не было, как, впрочем, и скважины для ключа. Тогда Аартур, подойдя ближе и ухватившись за ручки двери, раздвинул их в противоположные стороны. Створки двери раздвинулись, заставив Аартура принять позу поп-звезды.

Ах…

– Ничего, я тоже не знал, – успокоил меня он.

Когда мы попали в дома, в мой нос ударил густой запах сырости. От запаха к горлу подступила тошнота, и я стремительно выбежал на улицу, одновременно ухватившись за нос и рот. Оставшись внутри, Аартур приоткрыл окно, чтобы проветрить.

– Ну и вонь, – произнес он буднично, и помахал рукой перед носом, выходя из дома.

Постояв снаружи несколько минут, мы вернулись обратно. В воздухе еще висел запах сырости, но уже значительно слабее, смешавшись с запахом сирени с улицы.

Теперь можно было осмотреться. В доме была всего одна большая комната, и два входа. Тот с которого мы зашли, и кажется тот, который ведет на задний двор. Это я проверю позже. Мебели не было. Стояла две тахты, матрацы без спинок, вместо шкафа для одежды – самодельная вешалка из бамбука. Я устроился на тахте справа от двери, Аартур на ту, что слева. Вещей у меня почти не было, поэтому распаковка заняла меньше минуты.

К этому времени с бурчанием в животе заявился голод. Аартур достал из рюкзака контейнер для еды. Когда он открыл его, вся комната наполнилась аппетитным ароматом хлеба, сыра, овощей и жареной индейки, окончательно перебив запах сырости. В контейнере оказалось два сэндвича, завернутых в фольгу. Мой голодный взгляд на сэндвич не остался незамеченным: улыбнувшись, Аартур бросил один из них в мою сторону. Сэндвич, зазывно шурша фольгой, благополучно приземлился на мою ладонь.

– Там на площади, – начал Аартур, откусив кусок сэндвича, – я рассказывал тебе о Сибири.

– Д-да, – неуверенно ответил я, – и что там?

– Холодно, конечно. А ты что думал?

– Ты удивишься, но у нас тоже идет снег. Иногда достигает пол метра.

– Пол метра? – он скривил недоумение. – Да у нас достигает до трех! – гордо заявил он. – А вообще, к холоду привыкаешь. Не то что здесь. Духота китайская…

– Не то слово. Прям как в сауне.

– Ага, – коротко ответил он. – А ты сам откуда?

– Ташкентская Республика.

– О-о, – он закивал. – Знаю-знаю. Богачи вы, вот что.

Я покачал головой:

– Не все в Ташкенте богачи. А ты значит русский?

– Не совсем, но из России.

– На калмыка ты не похож, – я улыбнулся.

– Долгая история.

– А мы спешим?

– Не думаю. Ай… хорошо, убедил. Мои предки, беллаторы, жили в Англии, но мы не англичане, мы вообще не относимся ни какой нации. Когда была великая война, моя семья бежала в Россию, а еще точнее нас выгнали из Европы. Я вырос в Сибири, с бабушкой. Маму я никогда не видел. Бабушка сказала, что она умерла при родах. После ее смерти, отец, видимо не выдержал и бросил нас. Я его не виню. Мама для него была всем, а тут появился я, незнакомец, и отнял ее у него. Ты понимаешь?

Я неловко смотрел в пол и тихо произнес:

– Да.

– Ну вот, в прошлом году я нашел старый дневник в пыльном чулане, и в тогда же получил письмо от Гао Лин Юя. Но бабушка не разрешила мне ехать в Китай и целый год я оставался дома и пытался изучить найденный дневник. Его написал человек по имени Августин Марий, полностью на латные. По началу, я думал, что он католик, кому вообще в голову придет вести дневник на латыни? Потом, когда я смог разобрать его почерк, и благодаря интернету, сумел перевести часть дневника. Этот Августин Марий пишет, о том, как разговаривал с первым Османским императором, а затем пишет про вторую мировую. А потом про космическую программу. Вообще безумец.

– Почему безумец? Человек же может писать про разное.

– Нет, он писал так, будто видел своими глазами. А между этими событиями минимум пять веков.

– Чистой воды безумец, – согласился я.

– Вот, – продолжил он, – другая половина дневника в непонятных каракулях. В мире нет такого языка. Кажется.

– Прочесть можно?