Беллинсгаузен

   — Иди отдохни. Вместо себя Рангопля пришли.

Шелкунов дождался, когда палуба ушла под ноги, бросился покатиной вперёд и крикнул издали, когда шлюп стал вздыматься:

   — Ей-богу, Фаддей Фаддеевич, видел!

Даже вроде бы перекрестился.

«Надо и впрямь отходить в спокойные воды», — подумал Беллинсгаузен, наблюдая, как к нему приближался, держась за леера, Олев.

За сто дней, прошедших с отплытия из Рио-де-Жанейро, Рангопль похудел ещё больше, лицо потемнело, отчего ещё светлее стали казаться глаза и льняные волосы, выбивавшиеся из-под кожаной, мерлушкой подбитой, шапки.

   — Здравствуйте, — не по-уставному, а по-родственному произнёс матрос.

   — Здравствуй, сынок, — ответил Фаддей дрогнувшим голосом.

С тех пор как они встретились в Кронштадте и до сего времени, не было возможности поговорить по душам, занят был сверх головы.

   — Рассказывай, как служба идёт.

   — Как у всех.

   — Тяжело?

Олеву вопрос показался излишним, промолчал.

   — Знаю, всем тяжело. Не на блины шли.

   — Когда же муки кончатся? Опостылела и пища и погода... Сколь же можно дёргаться? Пингвинов для еды потрошим, в чримсах камешки находим. Ясно же, земля близко! Только льдом обмёрзла более, чем Гренландия.

   — Да все догадываются, — кивнул Фаддей. — Но мне точность нужна, чтоб эту землю на карту положить.

   — Неужто мы не понимаем?!

   — Ты тех, кто послабей, поддержи. Помнишь, сказки тебе дед Юри или отец Аго рассказывали? Ну, хотя бы песню Ваннемунне?

   — Про язык зверей? — оживился Олев. — Помню!

   — Кстати, тётю Айру когда видел?

   — Как на флот уходил. Два года тому. Живёт помаленьку.

   — Замуж не вышла?

Олев пожал плечами.

   — А кто в волонтёры тебя надоумил?

   — Сам.

   — Родители не перечили?

   — Они узнали, кругосветные вояжи собираются. Почему-то подумали, что вас непременно пошлют. Мечтал свет повидать. — Олев скривил рот, добавил желчно: — Повидал...

   — Кончим поход, на Эзель поедем. А товарищам своим скажи, после равноденствия направимся в тропики. Обсушимся, обогреемся, отдохнём...

Неожиданно Олев встрепенулся:

   — Смотрите, похоже — доски от ялика!

Фаддей глянул в ту сторону, куда показал Олев. Увидел две доски. Пробежал к шканцам, повелел застопорить ход. Баграми матросы выловили их. Доски были довольно новы, ещё не покрылись ракушками и водорослями. Завадовский высказал предположение:

   — Может, у «Мирного» ялик разбило?

   — Или кто из европейцев недавно потерпел кораблекрушение в сих широтах, — добавил Торнсон.

   — Почему так думаете? — спросил Беллинсгаузен.

   — От течения или ветров они не могли доплыть до наших широт такими свеженькими.

   — Нешто кто-то ещё здесь плавает? — взволновался Демидов, ему казалось, что только русские способны залезать к чёрту на рога.

Вперёд протолкался плотник Пётр Матвеев, поставил доски рядом, зачем-то поковырял ногтем, подумал несколько и вынес своё суждение, сняв с души опасение, что кто-то на другом корабле утонул:

   — Не от ялика они. — И, забрав доски, удалился.

Матвеев усмотрел: доски оторвались во время бури снизу от шкафутной сетки «Востока» и плавали вместе с родным кораблём, пока ветер не выдохся и не увидел их Олев Рангопль.

6

К самому концу месяца от больших подвижек в корпусе румпель в гнезде настолько ослабел, что Фаддей принял решение укреплять руль на ходу. Для этого требовалось удерживать шлюп на курсе только парусами. Марсовым прибавилось работы, но ещё больше труда легло на мастеровых — слесаря Матвея Губина, тимермана Василия Краснопевцева с Петром Матвеевым и кузнеца Петра Курлыгина. Несмотря на сильную качку, они осадили тяжёлый румпель ниже, навинтили стопор, однако старший плотник остался недоволен сделанным.

   — Боюсь, в шторм или у льдины беда случится, — доложил Краснопевцев капитану.

   — Что предлагаешь?

   — На берегу мы бы новый поставили, — наивно схитрил тимерман.

   — Да знаешь ли ты, Вася, сколь до берега? Ближайший остров Кергелен от нас в восьмистах милях к северу. Он необитаем и холоден. А порт, куда мы хотим направиться для поправки шлюпов и отдыха, — тысячах в двух... Подожди! Что-то Лазарев сообщает...

Объявившийся неподалёку «Мирный» по телеграфу Бутакова сигналил, что видел урила. Птица поднялась с воды и полетела на запад. Бакланы по тяжёлому своему полёту не отлетают от суши. Стало быть, если ближняя суша — Кергелен, то расстояние для них неодолимое, значит, какой-то берег есть поблизости.

   — Видишь, земля где-то рядом, — сказал Беллинсгаузен.

Но вожделенный берег так и не появлялся. Когда море несколько успокоилось, тимерман снова появился у капитана. Его беспокоил ненадёжный румпель, и он попросил разрешения продолжить ремонт. Фаддей накинул шинель и пошёл с мастеровым на ют. Когда румпель стали снимать со штока руля, он вдруг обломился — гниль добралась и до него.

   — А если бы не в тишь, как сейчас, а в бурю такое случилось? — спросил огорошенный тимерман и перекрестился.

   — Надо ставить запасной, — сказал Фаддей.