— Что вы?! Но у нас инструкции, коими руководствуемся... Вот нальёмся водой и пойдём.
— А я хотел познакомить вас ещё с моим другом, вторым человеком в этом государстве.
— Почему мы его не видели среди наших гостей?
— Он слишком стар для визитов, но будет польщён, если вы навестите его.
— Что ж, идёмте, — произнёс Фаддей.
По дороге Нот показал место, где раньше стоял морай — храм идолопоклонников. Капитан Кук описывал, какого огромного труда стоило его строительство. Теперь от него остались одни развалины.
На взморье в небольшом шалашике на чистых рогожах сидел старик в белом тонком платье. Бледность его лица, впалость глаз показывали, что он давно болеет и нет надежды на выздоровление. Около него играли дети — дочь лет десяти и мальчик пяти годков. Смышлёныши подали белым гостям скамеечки и остались за спиной отца.
— Генри, спроси русских моряков, не желают ли они подкрепиться пищей? — хоть худо, но по-английски произнёс старик.
— Благодарим, мы пока сыты, — ответствовал Лазарев.
— Тогда извольте откушать кокосов, — старик кивнул слуге, тот исчез в пальмовой роще и принёс орехов.
Нот сказал, что хозяина зовут Маноно. Когда-то он управлял островом, был первым вельможей при короле, хранит дюжину небольших пушек и 24-фунтовых каронад, оставленных англичанами.
Маноно стал расспрашивать русских о здоровье, есть ли у них дети. Услышав от Беллинсгаузена, что у него пока нет семьи, Маноно сильно удивился. Он никак не мог уразуметь, что у мужчины в расцвете здоровья и сил нет жены и детей.
— Размножаются птицы, цветы, деревья, рыбы, а человек — высшее создание Божье — тем более должен оставить хорошее потомство, — с ноткой назидания произнёс он.
У Маноно уже было пять сыновей, но он больше, видимо, любил последних своих детей. Когда Фаддей подал мальчику ножичек, а девочке зеркальце и научил пускать «зайчиков», Маноно порозовел от благодарности.
Вернувшись на «Восток», Беллинсгаузен приказал готовить праздничный обед для короля. Признаться, ежедневные гостевания уже стали изрядно надоедать. Они отвлекали от дел, раздражали однообразием и разгулом. Хотя вахтенные офицеры пускали на шлюп только начальников, те приводили толпы своих приятелей. С волчьим аппетитом они поедали масло и курятину, пили грог. Графины с напитком, приготовленным из рома, сахара и лимонного сока, опустошались быстро. Сначала капитан отдавал распоряжение дельному, расторопному, весёлому денщику Мише Тахашикову вновь наполнять графины, но когда их снова опорожняли, Фаддей нередко оставлял графины пустыми. Тогда король и его люди сами начинали звать: «Миса! Миса!» Когда денщик откликался на их зов, ему показывали на пустые ёмкости. Мишка собирал графины поспешно, но возвращался медленно, всё более и более разбавляя грог водою. За такую хитрость его невзлюбили и считали жадным.
Когда приехал Помаре и за большим столом кают-компании устроилось его семейство и приближённые, Фаддей представил двоих мальчиков, спасённых на Макатеа. Король долго расспрашивал их, смеялся, передразнивал, когда они рассказывали о том, как спасались от людоедов, исполняли их ритуальные кривляния перед тем, как резать и варить захваченных пленников. Выпив, он помрачнел и спросил:
— Где собираетесь жить дальше — на шлюпе или у меня на острове?
— На острове, — ответили мальчики.
— Пиофай, — повернулся король к своему секретарю. — Бери старшего, а младшего пусть усыновит мой брат. — Он остановил взгляд на военачальнике, который с радостью согласился: никакого труда не составляло прокормить лишнего ребёнка на благодатной земле Таити, где хлеб, плоды, сладкий сок буквально валялись под ногами, а прибрежье кишело рыбой.
После пиршества на «Востоке» король изъявил желание побывать на «Мирном». К борту подали его катамаран. В лодку набилось столько народу, что она едва держалась на поверхности. Михаил Петрович поил гостей тем же грогом. Помаре скоро проголодался и приказал слуге принести из лодки печёных клубней ямса. Лазарев распорядился подать жареных куриц. Островитяне с поспешностью набросились на птицу, хотя на «Востоке» недавно плотно обедали.
Королева нашла случай вызвать капитана в другую каюту и, оставшись наедине, попросила дать ей с собой бутылку рому.
— Я уже послал королю, — сказал Лазарев.
— Он всё выпьет один и не даст мне ни капли, — сердито произнесла королева.
Михаил Петрович презентовал ей две бутылки. Их она ловко спрятала под свои одежды и вышла к пирующим.