Беллинсгаузен

Не заметил он, как огонь свечи совсем померк и в окно заглянуло солнце... «Августа 5-го с полуночи ветер начал дуть от запада столь крепкий, что корабль «Нева» почти без парусов шёл до одиннадцати миль в час, а поутру остановился на якорь в Кронштадте. Таким образом, почти после трёхлетнего отсутствия возвратились мы в своё Отечество к неописуемой радости и удивлению наших соотчичей. Конец второй и последней части». Фаддей перевернул страницу и захлопнул обложку. Он не чувствовал ни усталости, ни досады, что мало Лисянский писал о «Надежде» и своём командире Крузенштерне. Он не принижал начальника, не умалял заслуг, а выходило так, что «Надежда» шла своим путём, а «Нева» Лисянского творила чудеса на пути своём. Но общее впечатление осталось самым благоприятным.

«Мне никогда не написать подобного», — с завистью подумал Фаддей, задувая свечу и выпрямляя занемевшую спину.

Так и не раздеваясь, только сбросив сапоги, он упал на постель, но сон не шёл. Труд Лисянского сильно разволновал его. Он никак не мог понять, почему адмиралтейский департамент отказывался печатать его. Фаддей читал первый том записок Ивана Фёдоровича Крузенштерна, недавно вышедший из печати и купленный в лавке Гостиного Двора. Признаться, язык его был суше, официальней, скорее похожий на отчёт для Адмиралтейства. Тем не менее книжка разошлась быстро. Ведь в ней шла речь о первом путешествии россиян в загадочные и отдалённые страны. Редактор «Вестника Европы» в литературном обзоре писал, что «сочинение сие можно назвать прекраснейшим памятником, который народом российским воздвигнут мореходству и наукам». В таких же превосходных степенях отозвался о книге Крузенштерна в письме и Карамзин, закончив словами: «Радуюсь, что вы принадлежите России!»[26]

Разумеется, Беллинсгаузен не знал, в чём таились причины недоброжелательного отношения Адмиралтейства к Лисянскому.

Они крылись в самом морском министре. Чичагов вообще с неприязнью отзывался об открытиях в северной части Тихого океана, не постеснявшись ради красного словца извратить истину. «Что до открытий, то господин Лисянский сделал одно: это скала, на которой он потерпел крушение и едва не погиб со всем экипажем, иных совершено не было». А о рукописи министр писал, мол, описание это сделано языком старой бабы, в котором невозможно разобраться на основании принципов, существующих в русском языке.

Стало быть, Никольский в суждении о рукописи не столько выражал собственное мнение, сколько высказывал желание своего начальства.

Да и не только Чичагов мешал Лисянскому. Мореплаватель навлёк на себя немилость своим резким выпадом по адресу Александра I во время инцидента близ Нукагивы, о котором Резанов тогда же отправил подробное донесение в Петербург. Наконец, откровенные и нелестные высказывания Лисянского о состоянии русских колоний в Америке и действиях их управителей также настроили против него заправил Российско-Американской компании и её влиятельных покровителей.

Так и не сумев заснуть, Фаддей встал с кровати, умылся и поехал к Юрию Фёдоровичу на Сергиевскую. Лисянского он едва застал. Тот торопится к издателю Фридриху Дрехслеру. Да и Беллинсгаузену неудобно было в глаза хвалить автора. Сказал только несколько слов:

   — Помоги вам Бог напечатать эту книгу.

Подал папку с рукописью, а сверху положил пачку ассигнаций:

   — Рад бы дать больше, да сам в нужде.

   — Помилуй, Фаддеюшка! Как же я расплачусь? Да и свидимся ли когда? — залепетал оторопевший Лисянский.

Беллинсгаузен сжал ладонями сморщенное лицо бывшего соплавателя и поцеловал трижды.

...Нарушая хронологию повествования, придётся забежать вперёд, чтобы покончить с этой темой. Не довелось больше встретиться Фаддею с Лисянским. На издание своего «Путешествия...» Юрий Фёдорович затратил 18 тысяч 500 рублей — сумму по тем временам огромную. Книга вышла в 1812 году в двух небольших томах на скверной, синюшного цвета бумаге, какую только можно сыскать у дешёвых фабрикантов. События начавшейся Отечественной войны, поглотившие внимание всего грамотного русского общества, помешали её распространению. Морское министерство тоже не содействовало популярности книги на флотах. И всё же некоторые люди прочитали её с большим интересом. Слух о ней проник за границу. Англичане в 1813 году захотели её издать на английском языке и попросили автора рассказать о том, как задумывалась экспедиция, какие цели преследовала, а в конце дать краткую автобиографию. В предисловии к лондонскому изданию Лисянский написал: «Чтобы сделать эту книгу более интересной как для рядового читателя, так и для профессионала, была избрана такая форма изложения, чтобы первый не отложил её в сторону, сочтя за обычный корабельный журнал, а моряк обратил на неё внимание благодаря множеству содержащихся здесь морских наблюдений, а также карт и рисунков, по-новому освещающих гидрографию морей. За достоверность этих карт автор полностью ручается, ибо они сделаны на основании личных съёмок».