Белое снадобье

– Не знаю, – сказал Кресси. – Официально заявляю, что это провокация. Я вижу этот пакет первый раз в жизни. Я прошу, чтобы мне дали возможность немедленно связаться с моим адвокатом.

– Рафферти… – промямлил лейтенант и облизал вдруг пересохшие губы. – Вы… уверены? Мистер Кресси никогда раньше…

– А вы что хотите, сэр, чтобы он сразу во всем признался? Я прошу вскрыть пакет, составить протокол и оформить арест присутствующего здесь Билла Кресси.

Лейтенант посмотрел на него с ненавистью. Он даже пошевелил беззвучно губами, должно быть призывая все проклятия на голову упрямого полицейского. «Вот для чего он потащил меня за собой, – подумал Доул. – Рафферти нужен свидетель. При нем и еще одном свидетеле дежурному офицеру деваться некуда. Ну а если бы он не встретил меня? Тогда, надо думать, позвал бы другого дурачка. Хитер, хитер, собака – Доул почувствовал, как в нем поднимается раздражение. – Не посоветовался, не спросил согласия на участие в таком деле. Просто, использовал. Как последнего дурака. Ну ладно, ты такой отчаянный, ты такой принципиальный, ты такой необыкновенный, но спроси же сначала товарища, хочет ли он, чтобы его использовали как пешку. Да стоит ли опускаться до какого-то паршивого Доула, кому интересно, что он думает, что хочет».

Он взглянул на Рафферти и впервые заметил, что один глаз у того больше другого. Уголки губ у него подрагивали.

«Не мог взять Кресси атакой в лоб, ишь что придумал. И главное – не стеснялся меня. При мне прямо подбросил. Не сомневался во мне. Этот, мол, свой, все подтвердит. А почему? Почему я должен подтверждать? У них там свои счеты, а я при чем? Почему я должен покрывать провокацию? Сейчас, а потом еще и на суде. Пока в участке только один идиот – Рафферти. Скоро все будут знать, что их двое – Рафферти и Доул. Сволочь он вообще, ежели как следует разобраться. Кресси, конечно, подонок, но провокацию зачем устраивать? Эдак до чего хочешь можно дойти…»

– Доул, – сказал лейтенант, и в голосе его прозвучала еще уловимая надежда, – вы присутствовали при аресте мистера Кресси?

– Нет, – сказал Доул, – Рафферти арестовал его в баре Коблера, а я в это время оставался на улице.

– Значит, – вздохнул лейтенант, – вы не присутствовали при самом аресте?

– Присутствовало восемнадцать человек. Вот их адреса, – сказал Рафферти и протянул лейтенанту листок.

«Если бы каждое пожелание человека выполнялось, – подумал Доул, – то Рафферти сейчас лопнул бы или провалился под землю – столько ненависти во взгляде лейтенанта».

– Разрешите, сэр, – вдруг сказал Доул и сам не узнал своего голоса. Лейтенант быстро повернулся и посмотрел на него. Доул почувствовал, как у него пробежали по спине мурашки, Это у него случалось всегда, когда он играл в карты и ставка была высокая. И вместе с тем была разница. Он был твердо уверен сейчас, что выиграет. Что и сколько – не знал. Что выиграет – знал. А Рафферти – что ж, нечего устраивать провокации.

– Да, Доул?

– Я не присутствовал при аресте…

– Это вы уже сказали, – раздраженно заметил лейтенант.

– Я не присутствовал при аресте, – упрямо повторил Доул: он мог это позволить себе сейчас. – Но, к сожалению, я видел другое. Я видел, как Рафферти открыл своим ключом багажник машины мистера Кресси и бросил туда что-то. В темноте я не разобрал, но похоже, что вот этот пакет.

В глазах лейтенанта проявлялось радостное изумление. Ему так хотелось, чтобы он не ослышался, что спросил:

– Вы это видели сами?

– Да, сэр, – твердо ответил Доул.

Кресси расправлял плечи и выкатывал грудь, словно кто-то невидимый надувал его. Он даже стал выше ростом. Он посмотрел на Доула, потом на Рафферти, пожал плечами и сказал:

– Я же вас предупреждал, Рафферти, что вы сломаете себе шею, – голос его звучал мягко, почти соболезнующе. – Иногда мне казалось, что вы просто сошли с ума…

Это тоже была прекрасная мысль, и лейтенант с энтузиазмом кивнул головой, словно подтверждая официально диагноз. Прекрасная мысль, объясняющая все. Великолепная теория, охватывающая все факты, полная, внутренне непротиворечивая, гармоничная.

Рафферти молчал. «Удар, которого не ждешь, – подумал Доул, – опаснее всего. Что ж, надо было ему раньше думать. Хоть бы посоветовался, сволочь такая, со мной, а то решил использовать меня для своих грязных махинаций».

Доул любил четкие и ясные мнения и любил, чтобы его суждения не расходились с его поступками. И если он рассказал лейтенанту, что видел, то только потому, что Рафферти человек плохой, и он, Доул, поступил правильно и принципиально. А сознание того, что все это не так, он решительно утопил в самых глубинах памяти. Словно камень привязал – и в реку.

– Рафферти, – ласково сказал лейтенант, пристально глядя на руки полицейского, – дайте мне ваше оружие. Я временно отстраняю вас от работы. Завтра вас осмотрит психиатр.

Рафферти не сопротивлялся. Он отдал пистолет и электродубинку, так ни разу и не взглянув на Доула. Человек, получающий неожиданный удар, да еще сзади, сопротивляется редко. Если он человек нормальный, он понимает, что сопротивление бессмысленно…