Белое солнце дознавателей. Том 4 (СИ)

— Дар….

— Как не вовремя…

— Продержится?

— Сорвется….

— И «запечатывание», — произнес Луций осторожно, а дядя выругался так, что Целитель спешно опустил глаза, и быстро, задом, просеменил к двери, дважды запнувшись о стулья. — И ритуал ночью…

— Запечатывание? — я подала голос — когда в кабинете были только Наставник и дядя дышалось легче, они держали эмоции под жестким контролем. Великий, пусть это будет не то, о чем я думаю!

— Приказ, — пояснил мне Луций. — Всем Главам и Наследникам кланов надлежит прибыть сегодня для … участия в ритуале «запечатывания».

— Убийства, — холодно поправил дядя. — Для этих детей лишение силы — равносильно убийству.

— Хейли? — выдохнула я тихо.

Наставник кивнул.

— Она не справится, — констатировал дядя спокойно. — И мы получим тоже самое, что на Турнире.

— Остаться дома?

— Приказ заверен печатью Фениксов, Наблюдатели уже прибыли, — мягко пояснил мне Луций. — Можно спровоцировать всплеск раньше? — это уже дяде. — Этого хватит на пару декад, согласно записям.

— Можно, — дядя отстучал костяшками пальцев первый куплет Имперского марша по столешнице. — Можно.

Так и не поняла, что было важнее, чтобы я была спокойна вечером и ритуал принятия в род прошел ровно, или чтобы не сорвалась в Керне, перед лицом всех Глав, городского Совета, имперских наблюдателей и менталистов, тройку которых прислали специально для этого радостного события.

После короткого совещания меня окружили людьми — слуги, Луций, Яо, Фей-Фей, меня постоянно кто — то сопровождал, не оставляя ни на мгновение даже в купальнях. Я смогла продержаться в таком режиме до завтрака, но тут сорвался Данд, приехал с первым порталом Аксель, Геб сломал одну из последних заготовок, кто-то из служанок спалил шелковую скатерть внизу на кухне, а Яо молча бастовал против правил сестры — ему увеличили число занятий по алхимии.

А потом дядя собрал всех нас в одном кабинете.

* * *

— Вайю…

Глаза в глаза. Ладони у дяди жесткие и теплые.

— Давай! Выплесни эмоции… ну же…ты должна просто захотеть…и ударить…

Но это не помогало — эмоции клубились внутри и требовали выхода, их было слишком много, и все чувствовали разное.

— Давай! Ну же!

Я попыталась сделать рваный вдох, всхлипнула и…ударила. Швырнула всё, что чувствую прямо в дядю, всё, что накопилось за сегодняшнее утро.

…

…

…

Данд сидел прямо на ковре, под куполом и тряс, тряс, тряс головой, отфыркиваясь. Дядя устоял на ногах — шагнул назад, опершись на стол. Стоял молча, прикрыв глаза и сгорбившись — рука на столешнице чуть подрагивала, но он не упал, как я.

Задница болела — я отлетела назад, из носа текла кровь, и я швыркала, промакивая платочком — пальцы тряслись так, что кастовать плетения сейчас — самоубийство.

Внутри было пусто и глухо. И тихо. Блаженно тихо. Единственные эмоции, которые я ощущала — это боль, очень болела ушибленная попа, и немного вины.

Рука дяди на столешнице подрагивала до сих пор.

Но у нас получилось!

— Поздравляю, — голос дяди звучал ровно, так ровно, как гладь льда на лесном озере. — Теперь можно сказать, что родовой дар открылся в полной мере… Что ты чувствуешь?

— Ничего, пустоту, тихо, — я поднялась с ковра кряхтя, проверила ноги — не дрожат, и упала в ближайшее кресло.

— Ты можешь повторить так ещё раз?

— Нет, — я покачала головой. Обратный направленный удар удавался мне очень редко — практически никогда, слишком много нужно накопить внутри, чтобы отдать разом. Как только эмпатия подчиняется — уже на первых этапах контроль позволяет закрыться, перекрыть поток и не получать. Сейчас я не могла ничего.

— Нужно было оставить Акселя, — пробормотал дядя, оценивая, как Данд поднимается на четвереньки — его тоже хорошо приложило. — Ему бы не повредило…

Купол с брата он снял щелчком пальцев, подался вперед, поддержать сына, но тот так дернул плечом, что дядя отступил назад. Одарив меня на прощание гневным взглядом, в котором смешались ярость и унижение, Данд вылетел за дверь.

— О, Великий…

— Будь готова. В Керн едем после обеда. Форма одежды официальная, и да — он развернулся ко мне, — напомни брату, что в этот раз он должен вести себя прилично.

— Которому брату из? — произнесла я беззвучно.

* * *

Марша рыдала.

Точнее сморкалась, звонко и трубно, в уголок платка, совершенно не заботясь об этикете. После половины бутылки не самого плохого мирийского — я оценила взглядом — скорее осталась треть, ей стало совершенно всё равно.

Они сидели рядом — Марша и Фей, на пустой тахте, с которой я предусмотрительно убрала все шелковые подушечки с кисточками — пальцы Фейу то и дело вспыхивали рыжими языками пламени на кончиках. Если спалит тахту — не жалко, это убожество мне никогда особенно не нравилось.

— Ик… и он…, — ещё раз высморкаться, — … и я… а он… он…

— Да-а-а…, — Фей поддакивала, держа в руках следующий чистый платок — горка грязных уже высилась перед ними на низком столике.

— И он! Он!