Белогвардейщина

Если осенью 17-го коммунисты были еще не в состоянии удержаться одни у руля государства, и вынуждены были поделиться властью с другими левыми, то в дальнейшем их шаги к установлению однопартийного режима прослеживаются очень четко. Запрет кадетов. Разгон Учредительного Собрания. Разгром анархистов. А когда от чехословацкой «искры» полыхнуло восстание от Самары до Омска, то даже это оказалось подходящим предлогом для продолжения этой политики. Сославшись на то, что в ряде городов выступления возглавили эсеры с меньшевиками, 15 июня большевики протащили постановление ВЦИК об исключении из состава ВЦИК этих партий. Протащили при активной поддержке левых эсеров! Невольно обращает внимание, что все социалистические партии, будто загипнотизированные, помогали громить своих коллег, пока не наступала их собственная очередь!

У руля государства остались всего две партии. Но очень ненадолго. События левоэсеровского мятежа в Москве представляют любопытную детективную историю. Давайте попробуем разобраться в ней сами, просто выстроив в цепочку известные факты.

Германский посол Мирбах принадлежал к крылу политиков, считавших, что большевиков пора свергнуть. Они, мол, сыграли свою роль, заключив Брестский мир, а теперь их соседство с зонами германских интересов способно нанести больше вреда, чем пользы.

В мае представитель французской миссии Ж. Садуль предупредил лично Дзержинского, что, по данным Генштаба Франции, готовится провокация: покушение на германского посла, после чего немцы потребуют ввести в Москву для охраны посольства свой батальон; он будет состоять из офицеров и унтер-офицеров, и за счет рядовых, военнопленных, легко может быть развернут в дивизию. Дзержинский на предупреждение не отреагировал.

У левых эсеров были серьезные противоречия с большевиками, главным образом по крестьянскому вопросу. Ведь они выступали как партия крестьянства, а большевики с конца весны начали готовить удар по деревне. Тем не менее, до июля противоречия не доходили до открытых конфликтов. Наоборот, лидер левых эсеров М. Спиридонова сказала на II съезде своей партии: "Порвать с большевиками — значит порвать с революцией".

4 июля в Большом театре открылся 5-й съезд Советов. Противоречия сразу всплыли подготовка большевиков к продразверстке, Брестский мир, правомочность смертной казни. Карелин потребовал переизбрать мандатную комиссию на паритетных началах и проверить представительство, т. к. коммунисты, по его подсчетам, протащили на съезд больше делегатов, чем имели на это право (773 из 1164). Выступление Ленина носило откровенно оскорбительный характер — "они были не с нами, а против нас", "шли в комнату, а попали в другую", "скатертью дорожка". Партию левых эсеров он назвал окончательно погибшей, провокаторами, единомышленниками Керенского и Савинкова. Однозначно резанул: "Предыдущий оратор говорил о ссоре с большевиками, а я отвечу: нет, товарищи, это не ссора, это действительный бесповоротный разрыв".

6 июля сотрудниками ВЧК Блюмкиным и Андреевым был убит германский посол Мирбах. Чтобы встретиться с ним, они предъявили документы за подписью Дзержинского с печатью ВЧК, хранившейся у его заместителя, левого эсера Александровича. Когда лейтенант Мюллер из состава посольства стал стрелять из револьвера, убийцы бежали, забыв документы.

Извещенный об убийстве, в посольство приехал Дзержинский вести расследование. Он объявил свою подпись поддельной и забрал документы в качестве "вещественного доказательства". После чего сказал Карахану из Наркомата иностранных дел, что восстал полк ВЧК. Откуда он это узнал, непонятно — Свердлову сообщили на съезд гораздо позже, после захвата мятежниками Лубянки. Неизвестно почему, Дзержинский заявил, что убийца Блюмкин наверняка прячется в восставшем полку — и уехал его арестовывать. В сопровождении всего трех чекистов!

Там его арестовали. Вместе с ним в Покровских казармах оказались Лацис и Смидович.

Полк ВЧК под командованием Попова восстал довольно странно. К нему присоединилась часть полка им. Первого Марта, силы составляли 1800 штыков, 80 сабель, 4 броневика и 8 орудий. У большевиков в Москве было 720 штыков, 4 броневика и 12 орудий. Но, вместо того чтобы атаковать и одержать победу, пользуясь внезапностью и почти троекратным перевесом, полк пассивно «бунтовал» в казармах. Все действия свелись к захвату небольшими группами здания ВЧК и телеграфа, откуда по всей стране разослали обращение, объявляющее левых эсеров правящей партией. Но никаких призывов свергать большевиков на местах или прийти на помощь восставшим — только лишь не принимать распоряжений за подписью Ленина и Троцкого.