Белорусы в европейском Сопротивлении

Михайловна Кашичкина. – Я ехала с ранеными в санитарном поезде. Ночью на границе возле Бреста машинист эшелона минут на пять притормозил. Все высыпали из вагонов, даже раненые попросили их снять. Люди целовали землю Отечества, плакали от радости. Пригоршню той земли, взятую с первого придорожного взгорка, я берегу и сейчас. Ну как же не понять это?..»[411] Трагедия многих участников Сопротивления не окончилась с победой. Долгое время их не относили к участникам войны, хотя они имели соответствующие документы и удостоверения бойцов Сопротивления, выданные французским военным командованием и властями. Многие за мужество и отвагу, проявленные в боях, были награждены орденами и медалями Франции. Некоторые из них по возвращении на родину прошли через советские лагеря и ссылки, познали горечь обид, унижений, оскорблений. Другие же долгое время скрывали свое героическое прошлое, молчали о боях на чужой земле.

На вопрос журналиста Алексею Михайловичу Кондратенко, поддерживал ли он связи со своими боевыми французскими товарищами, ветеран ответил: «Если бы я после войны написал письмо во Францию – понимаете, что было бы со мной? Если бы мне пришло письмо из Франции в те годы… Понимаете?»[412] На долгое время наши соотечественники и их боевые французские побратимы потеряли все связи, не переписывались, не встречались друг с другом. Но прошлое не забывали. Помнили о них и во Франции.

«Такое не забывается, – говорил Владимир Данилович Михович. – Все время хотелось посетить места, где воевал, повстречаться с друзьями. Но это стало возможным недавно. Чего греха таить, раньше у нас не очень жаловали таких, как я. Поэтому и не афишировал, что был в Германии, сражался во Франции. Но сейчас многое изменилось. Хочу сказать, что и дома ко мне теперь относятся с вниманием».

В. Д. Михович и его боевой друг и земляк Г. Вакульчик по приглашению французских друзей побывали в городе Неверсе, где когда-то сражались в рядах Сопротивления[413].

Многое пришлось пережить и Петру Васильевичу Феськову. Дорога домой лежала через Париж, где собирались такие же советские люди, воевавшие во Франции или заключенные здесь в лагеря. П. В. Феськова, как и многих его соотечественников, переполняло чувство радости: наконец-то Родина примет своих потерявшихся сынов, вновь можно будет увидеть бескрайние просторы лесов и полей, прикоснуться рукой к березам, босиком пройтись по росе…

Не знал, да и не мог знать П. В. Феськов в то время, что многим советским людям, участвовавшим в борьбе с фашизмом в Западной Европе, не только откажут в праве называться участниками Великой Отечественной войны, но и предъявят страшные, незаслуженные обвинения в измене. Понимать это бывший узник концлагерей и партизан начал с прибытием в родную страну в апреле 1945 г., на перевалочном пункте в Одессе. Там представитель госбезопасности приказал всем содержимое карманов выбросить в костер. П. В. Феськову пришлось бросить в огонь и свое удостоверение бойца Сопротивления. Затем была фильтрация при отделе СМЕРШ 12-й запасной стрелковой дивизии НКВД Приморского края. Фильтрационный лагерь ничем не отличался от трудового. П. В. Феськов в числе тех, кто здесь содержался, ходил за 12 километров на заготовку леса. Поскольку транспорта не было, то обратно тащить этот груз приходилось на своих плечах.

Убедившись в правдивости предоставленных П. В. Феськовым данных, комиссия сделала соответствующее заключение. Фильтрация сменилась армейским рабочим батальоном, в котором таких же, как и он, было немало.

Официально значилось, что Петр Васильевич служит в армии. Но бойцы, которые должны были изучать военное дело, строевую и огневую подготовку, ничего, кроме разгрузки рыбы в порту Владивостока, не знали. Работали вместе с пленными японской Квантунской армии, от которых, впрочем, ничем не отличались. Только в 1947 г. П. В. Феськов увидел отчий дом. Пять долгих лет отделяли Петра Васильевича от того дня, когда под крики полицаев и фашистов он покинул родных. Теперь это был совершенно другой человек: увиденного и пережитого ему хватило бы на десять жизней.