Но Юля молнией последовала за ним. Они добежали до перекрестка и тут услышали вопль. Крик погибающего человека! Погибающего мучительной смертью! Которого беспощадно рвут на части. Сюда уже ковылял и Позолотов.
– Стойте! – выкрикнул Кирилл, мигом раскинул руки и преградил путь своим друзьям. – Сказал же, сидите в машине…
И тогда они увидели тень зверя на дороге. Непривычную глазу тень. Медведь на костыле обернулся на них.
– Боже, – прошептала Юля. – Нет-нет-нет! Призрак, не надо…
Перед медведем лежала другая тень – несомненно, это был убитый Чепалов. Несмотря на опасность, Кирилл и Юля продолжали съёмку. И ждали, что будет дальше.
– Чур меня, чур! – страстно прошептал Феофан Феофанович. – Изыди, нечистая!
Так они и смотрели друг на друга – медведь и три человека.
– Отступаем, – проговорил Следопыт. – Слышите? Мне кажется, он готов броситься на нас…
Медведь раздумывал, куда ему рвануть – в их сторону или прочь. Исчезнуть! Ждали они, ждал медведь. Но так продолжалось недолго. Зверь грузно шагнул в темноту – точно провалился в одну из ночных теней, тяжело лежавших по обе стороны улицы.
– А вдруг он сейчас несется сюда? – спросил Позолотов. – Только мы его не видим?!
И едва он это сказал, как они услышали нарастающий стук палки. Тук! Тук! Тук! Резкий, пронзительный! Тук! Тук! Тук!
– К машине! – завопил Кирилл. – Феофан Феофанович, ради бога, скорее!
Но Феофан Феофанович хоть и старый, и хромый, а бежал вприпрыжку, тем более, что стук нарастал – он летел за ними по темной улице и уже настигал их…
Часть первая
Страшная зверюга
Глава первая
Проклятие помещика Грачевского
1
Юля стояла на балконе в теплой куртке и смотрела на Москву-полуночницу, блиставшую огнями. Трассы светились, как звездные пути, сливаясь и пересекаясь друг с другом, подобно пылающим кометам летели сотни машин, и свежесть осени упоительно ранила сердце. Отец и мать, пожелав дочке спокойной ночи, легли спать, и она могла тайком выкурить сигаретку на балконе. Правда, то и дело оглядываясь на двери. Так не хотелось оправдываться лишний раз за своеволие и убеждать, что она – двадцатилетняя хозяйка своего здоровья, а равно и своей судьбы. А также понимать, что родители правы, и она легко могла бы обойтись без этой дурной привычки. Но сигарета в двадцать лет значит порой так много! Это еще не физиологическая зависимость – это ощущение жизни, свободы и даже счастья. Особенно – пронзительно золотой осенью, когда в юное сердце вдруг вторгается светлая печаль, и хочется, взмахнув руками, как крылышками, взлететь и раствориться в ней. «Вам, мамам и папам, – с чувством превосходства думала Юля, – этого уже не понять!»
Потом она выстрелила бычком в темноту, и огонек, прочертив дугу, ушел вниз крохотной звездочкой; он падал на фоне деревьев, исполинского двора и опавших листьев. Убедившись, что никому не прижгла макушку, и мысленно пожурив себя за легкомысленный поступок, Юля открыла балконную дверь и вошла в свою комнату.
Попав в тепло, она сбросила куртку и сразу увидела вызов по скайпу.