Белые и черные

Капабланка засыпал Алехина вопросами: его интересовала судьба многих знакомых ему шахматистов России. Он даже забыл на минуту, что Глории скучно, – она не понимала французского языка. Мимо увлекшихся собеседников вверх по лестнице проходили зрители, не спускавшие взоров с знаменитых шахматистов. Один за другим появлялись участники турнира. Вот прошел Геза Мароци – высокий, медлительный математик из Будапешта; на секунду задержавшись, он изысканно вежливо поздоровался с четой новобрачных и с Алехиным. Обронив на ходу остроумное словцо, поднялся наверх Рихард Рети. Глория придирчиво оглядела небрежно одетого красивого чеха. Едва кивнув, прошагал мимо замкнутый Акиба Рубинштейн, похожий на пастора: закрытая черная одежда, невнимательный взгляд ушедшего в себя человека. Галантно приветствовал Глорию и гроссмейстеров подвижный, высокий Макс Эйве – представитель нового, но уже уверенно входящего в высший шахматный класс поколения мастеров.

Вскоре появились официальные лица. Мэр города Лондона Бонар Лоу с традиционной цепью на шее – символом власти, с ним большая группа организаторов конгресса. Церемония знакомства – и вот уже участники вместе с представителями властей размещаются рядом с органом на сцене Большого зала. Соскучившиеся по большому шахматному празднику любители Лондона аплодисментами встречают сильнейших гроссмейстеров мира.

Алехин с интересом рассматривал маленький на вид, но, тем не менее, очень вместительный зал. Архитектор сумел удачно вписать в небольшой объем такое обилие кресел. Широкие балконы нависали с трех сторон над амфитеатром, весь этот зал, отделанный в темные тона, был компактен и удобен, в нем поражала умелая группировка всех сооружений вокруг сцены и того главного, что должно привлекать внимание зрителей.

С интересом разглядывал Алехин и своих будущих противников в турнире. Организаторам удалось собрать сильнейших мастеров того времени, включая прославленных ветеранов и многообещающую молодежь. Не было лишь поверженного в прошлом году Эммануила Ласкера. Алехин вспомнил, что англичане просто не захотели приглашать на первый после войны шахматный праздник представителя вражеской Германии.

В центре сцены рядом с мэром сидел Капабланка. Внимание трех тысяч собравшихся в зале зрителей было приковано к обаятельному чемпиону мира, и сам Хосе Рауль чувствовал это. Всегда без робости и смущения принимавший восторги толпы, кубинец теперь, после года пребывания на шахматном троне, привычно купался в лучах славы.

– Я думаю, вы согласитесь со мной, – отвлекли внимание Алехина слова начавшего речь мэра, – если я заявлю, что шахматы – королевская игра среди всех игр. Я лично долгое время не интересовался ими, предпочитая карты. Во время войны я заметил с удивлением, что карты не занимают мой мозг в достаточной степени; тогда я вновь увлекся шахматами и вдруг обнаружил интересное явление. Сосредоточенность, которую требует эта игра, не давала мне возможности думать о других вещах, и шахматы стали для меня подлинным отдыхом.

Много достоинств вырабатывают шахматы, – продолжал мэр. – Способность смотреть вперед и видеть дальше, чем ваш противник; огромная собранность – по-видимому, ни одно из человеческих занятий не требует ее в такой степени, как шахматы; воображение, настойчивость, бдительность. Все присутствующие на сцене обладают такими качествами, и я желаю им самых лучших успехов в предстоящей борьбе. Мы, жители Лондона, приветствуем у себя в городе сильнейших шахматных экспертов мира и желаем им приятно провести здесь время. Благодарю за внимание!

«Тяжело голове, носящей корону», – гласит пословица, но есть и преимущества в этом головном уборе. Символ власти придает человеку смелость и уверенность.

Алехин придирчиво наблюдал за игрой Капабланки в лондонском турнире. Сколько раз раньше разбирал он партии кубинца, изучал методы игры, отмечал слабые и сильные стороны. Теперь в лондонских партиях чемпиона было много обычного, известного Алехину, но очень многие качества удивили его.

Когда-то, на первых шагах своей карьеры, Капабланка поражал мир интересными выдумками, неожиданными атаками, фантастическими комбинациями. Взять хотя бы его партию с Бернштейном из Сен-Себастьяна. Сказывались природный талант, темперамент и фантазия – качества, дарованные ему пылкой тропической природой.

Ныне звание чемпиона мира наложило странный отпечаток на его игру. Куда девались прежняя фантазия, смелость; в каждой встрече, все равно – с гроссмейстером или слабым мастером, дело сводилось чаще всего к одной лишь голой технике. Мало стало комбинаций, совсем исчезли рискованные атаки. Уже в дебюте проводились массовые размены фигур, партия быстро клонилась к эндшпилю, и тогда-то вводились в действие исключительная техника кубинца, его несравнимое мастерство в разыгрывании конечной стадии. Сколько партий решил он в Лондоне убедительными и четкими маневрами в позициях, где на доске оставалось совсем незначительное число фигур.